К концу второго дня сборы почти закончились. Провизию, снаряжение, оружие, даже палатки — все, кроме столовой, — свернули, упаковали и приготовили к отъезду. В гарнизоне оставляли прожекторы, топливные баки, которые почти опустели, и один «хаммер». Решили, что батальон отправится на юг двумя группами: небольшой разведотряд во главе с Алишей поедет верхом, остальные двинутся следом пешком или на машинах. Алишу произвели в офицеры: в живых остались лишь два командира отряда, общая численность батальона значительно уменьшилась, и Грир присвоил ей звание. Отныне она была лейтенант Донадио.
Грир также отменил приказ о сегрегации Сары и Эми: дескать, сейчас каждая пара рук на счету. Во время первой вылазки пострадали многие солдаты: кто порезался, кто поцарапался, кто ногу растянул. Были и раны посерьезнее: один сломал ключицу, а Санчо с Уидерсом сильно обожглись при взрыве. Два батальонных санитара погибли, поэтому раненых выхаживали Сара и Эми, стараясь подготовить их к путешествию на юг. Питера с Холлисом прикрепили к отряду, который собирал снаряжение. Следовало рассортировать содержимое двух больших палаток — что-то упаковать в дорогу, что-то спрятать в специальном укрытии. Майкл целыми днями пропадал в гараже, ночевал в казарме, а в столовой сидел рядом с другими смазчиками, которые звали его не иначе как Шпиндель.
Вопрос об эвакуации оставался открытым. Питер так и не дал Гриру ответ, потому что до сих пор не определился. Его решения ждали все: Сара, Холлис, Майкл и даже молчаливая Эми. Вслух об эвакуации они не заговаривали, но от этого проблема становилась еще очевиднее. Или друзья просто его избегали? Так или иначе, покидать гарнизон казалось еще опаснее, чем прежде. Грир предупредил: после взрыва рудника лес кишмя кишит вирусоносителями. Следующим летом батальон вернется в гарнизон. Не разумнее ли подождать до этого времени? Он доложит обо всем командованию и убедит отправить в Колорадо экспедицию. Что бы ни скрывалось на той горе, за год оно никуда не денется.
Вечером второго дня после возвращения Алиши Питер заглянул в свою палатку. Холлис сидел на койке: на плечах теплая куртка, а в руках… неужели гитара?
— Где ты ее раздобыл?
Холлис медленно и сосредоточенно перебирал струны. Услышав Питера, он поднял голову и улыбнулся сквозь окладистую бороду, которая теперь скрывала пол-лица.
— У смазчика взял. Это новый приятель Майкла. — Холлис подул на пальцы и взял еще несколько нот, подбирая смутно знакомую Питеру мелодию. — Так давно не играл, что почти забыл как.
— Я и не знал, что ты умеешь.
— Ну, «умею» — это сильно сказано, вот Арло по-настоящему умел!
— Сыграй что-нибудь! — попросил Питер, устроившись на койке напротив.
— Я и песни-то позабыл. Хорошо, если парочку вспомню.
— Ну так сыграй, что вспомнишь!
Холлис пожал плечами, но был явно доволен, что его попросили.
— Ладно, мое дело предупредить!
Он подкрутил колки, настраивая инструмент, и заиграл. Питер не сразу сообразил, что слышит одну из смешных песенок, которую Арло пел Маленьким, потому что звучала она иначе. Вроде бы та самая песенка, но в исполнении Холлиса она получилась серьезнее и глубже. Питер лег на койку и растворился в щемящей грусти музыки. Стихли последние аккорды, а грусть осталась, эхом отражая ту, что жила в его сердце.
— Все в порядке, — проговорил Питер и, глубоко вздохнув, уставился на провисший потолок палатки. — Вам с Сарой нужно поехать с колонной. И Майкла возьмите: без него Сара с места не сдвинется. — Холлис промолчал, и Питер, опершись на локоть, повернулся к нему. — Слушай, все нормально. Я хочу, чтобы вы поехали.
— Теперь понимаю, о чем говорил Ворхис, когда нас сюда привели. Ну, про кровную клятву и разрыв с внешним миром. Я в солдаты больше не гожусь, да и не годился никогда. Питер, я очень ее люблю.
— Ты не должен ничего объяснять. Я рад за вас обоих, рад, что вы нашли друг друга.
— А что собираешься делать ты? — спросил Холлис.
Ответ был очевиден, тем не менее, пришлось его озвучить.
— То, ради чего мы проделали такой путь.
К грусти Питера теперь примешивалось какое-то странное чувство. Неужели облегчение? Да, именно облегчение: неопределенность кончилась, он все решил. Может, в последнюю ночь дома отец испытывал то же самое? Глядя на дрожащий от ветра потолок, Питер вспомнил, что говорил Тео, когда они сидели в диспетчерской энергостанции и пили самогон: «Наш отец не умирать поехал. Те, кто так думает, совершенно его не понимали. Он уехал, потому что больше ни секунды не мог мучиться неизвестностью». «Это правда принесла облегчение!» — подумал Питер и очень обрадовался.
С улицы доносился гул генераторов и перекличка часовых. Еще одна ночь, и в гарнизоне воцарится тишина.
— Тебя ведь не отговорить от этой затеи?
Питер покачал головой.
— Лучше окажи мне услугу.
— Все, что угодно!
— Дай мне уйти одному.
Питер разыскал Грира в палатке Ворхиса. С тех пор как вернулась Алиша, они почти не разговаривали. Майор тяжело переживал неудавшийся рейд, и Питер благоразумно держал дистанцию, понимая, что Грира гнетет не только бремя ответственности за батальон. За долгие часы, проведенные в этой самой палатке, он почувствовал: Грир и Ворхис больше чем приятели. Сейчас майор горевал по погибшему другу.
В палатке горела лампа.
— Майор Грир!
— Да, войдите!
От натопленной печи было тепло и уютно. Майор в камуфляжных штанах и футболке сидел за столом Ворхиса и разбирал бумаги. Рядом на полу стоял большой ящик, наполовину полный личных вещей.
— Джексон, а я все думал, когда вы появитесь?! — Грир откинулся на спинку стула и протер покрасневшие глаза. — Вот взгляните!
Он протянул верхний лист из лежавшей на столе стопки: портрет женщины и двух маленьких девочек, настолько четкий, что Питер сперва принял его за фотографию, которые делали в Старое время, но потом догадался — это рисунок углем. Портрет был поясной: женщина сидела, держа на коленях младшую девочку с нежными пухлыми щечками, а старшая стояла за ними, слева от женщины. Малышке Питер дал бы года три, а ее сестре — лет пять, не больше. Грир протянул еще несколько листов — на них изображалась та же троица в той же позе.
— Это Ворхис нарисовал?
Грир кивнул.
— В отличие от большинства, Кертис поступил на службу довольно поздно. Хотите верьте, хотите нет, но до батальона у него были жена, две дочери и своя ферма.
— Что с ними произошло?
— То, что неизменно происходит в таких случаях, — пожал плечами майор.
Питер снова вгляделся на рисунки. Сколько старания в каждом штрихе, в каждой детали: в лукавой улыбке женщины, в огромных, как у матери, глазах младшей девочки, и пышных, словно взъерошенных ветерком, кудрях старшей. Что кружится над портретами: серая пыль или пепел воспоминаний?
