В двух кварталах от монастыря находился зоопарк, и летними ночами, когда окна были открыты, порой слышались вопли колобусов. Поначалу они очень радовали Лейси, потому что напоминали о далеком родном доме на другом берегу океана. Но зоопарк оказался ужасным местом, сущей тюрьмой для животных. Хищников держали в тесных плексигласовых клетках, жирафов и слонов — в крохотных загонах с цепями на ногах. Вялые апатичные звери едва шевелились, и шумные бесцеремонные посетители позволяли детям кидать в клетки попкорн, чтобы растормошить их сонных обитателей. Расстроенная, потрясенная до глубины души, Лейси не вынесла там и получаса. Она чуть не плакала: животные — твари Божьи, почему же люди к ним так жестоки и безжалостны?
А вот Эми в зоопарке могло понравиться. Вполне вероятно, она только по телевизору зверей видела! На первую мысль тут же нанизалась вторая: раз облегчить страдания бедных животных она не в силах, почему бы не доставить немного радости малышке, которой не слишком повезло в жизни, и не показать ей зоопарк? Завтра она поговорит с сестрой Арнетт сперва про коврик, потом про зоопарк.
— Ну вот. — Лейси поправила одеяло. Эми лежала совершенно неподвижно, точно боялась шевельнуться. — Все хорошо. Если что, я в соседней келье. Завтра мы с тобой отправимся в одно чудесное место, только ты и я.
— Пожалуйста, не гаси свет!
— Договорились! — Лейси поцеловала девочку в лоб. После мытья от нее пахло малиновым вареньем.
— Мне нравятся твои сестры, — заявила Эми.
Лейси невольно улыбнулась: события развивались стремительно, и она даже не подумала, что малышка видит монахинь в первый раз.
— Ну… Как бы лучше объяснить? Мы не настоящие сестры, по крайней мере, в твоем понимании. Видишь ли, родители у нас разные, но мы все равно сестры.
— Как же так?
— Скорее, мы сестры по духу, сестры в глазах Господа. — Лейси похлопала Эми по руке. — Даже сестра Арнетт!
— Она сердитая, — нахмурилась девочка.
— Да уж какая есть! Она тебе тоже рада. Все рады! Мы даже не представляли, какой радости лишены, пока не появилась ты. — Лейси еще раз коснулась руки девочки и встала. — Довольно разговоров! Пора спать.
— Обещаю вести себя тихо.
Лейси так и застыла на пороге.
— Слишком не старайся, — покачала головой она.
Той ночью Лейси приснилось, что она снова стала ребенком и сидела у поля за родительским домом, спрятавшись под невысокой пальмой. Длинные жесткие листья раскинулись вокруг нее наподобие балдахина — касались и лица, и босых ног. Сестры были рядом, но не прятались, а убегали. За ними гнались солдаты; Лейси их не видела, но присутствие ощущала. Вокруг трещали выстрелы, а сквозь них пробивался мамин голос. «Бегите, девочки, бегите!» — кричала, просила, умоляла она, но маленькая Лейси не могла и шевельнуться. Она застыла от страха и точно приросла к пальме. Снова затрещали выстрелы, и каждый из них вспарывал ночной мрак ослепительно яркой вспышкой. В те мгновения Лейси видела все: родительский дом, поля и бредущих по ним мужчин. Одетые не по-военному, они шагали шеренгой, как солдаты, вороша редкую поросль дулами ружей. Окружающий мир распался на жуткие неподвижные кадры, Лейси умирала от страха, но глаз не отводила. Ногам стало мокро, но не холодно, а горячо, и девочка сообразила, что описалась, хотя в памяти это не отложилось. В носу и рту было горько от дыма и солоно от пота. Девочка ощущала что-то еще: и вкус, и запах она узнала, а назвать не смогла. Кровь…
Потом Лейси почувствовала: кто-то приближается, кто-то страшный, один из тех мужчин. Она слышала хриплое дыхание, крадущиеся шаги, ощущала флюиды злобы и страха, которые, словно пар, исходили от его тела. «Не двигайся, Лейси! Не шевелись!» — приказал строгий, не допускающий возражений голос. Девочка зажмурилась, боясь даже вздохнуть. Сердце билось в таком бешеном темпе, что, казалось, от нее остался лишь этот безумный перестук. Вот на Лейси упала чужая тень, заслонив ее подобно гигантскому черному крылу. Когда девочка разомкнула веки, мужчина исчез, а в поле не осталось никого кроме нее.
Лейси проснулась, дрожа от страха, и, даже когда поняла, где находится, сон отступил не сразу. Сперва исчезло прикосновение пальмовых листьев, затем шепчущий голос и последним — металлический привкус крови.
Только… В келье кто-то был!
Лейси резко села и увидела стоящую в дверях Эми. Монахиня взглянула на будильник: почти полночь. Значит, она спала лишь пару часов.
— В чем дело, Эми? — тихо спросила Лейси. — Что с тобой?
Девочка переступила порог. В свете уличного фонаря пижама Эми мерцала, точно сотканная из луны и звезд. «Неужели во сне бродит?» — подумала монахиня.
— Приснился плохой сон? — спросила она, но малышка не ответила. В разбавленном жидким фонарным светом мраке лица Эми монахиня не увидела и решила, что девочка плачет. Лейси откинула одеяло, освобождая место для Эми. — Иди сюда! — позвала она.
По-прежнему не говоря ни слова, девочка забралась на узкую кровать. Ее тело буквально пылало — жара вроде не было, только разве у здоровых детей такая температура?
— Ничего не бойся, — велела монахиня. — Здесь ты в безопасности.
— Я хочу остаться, — проговорила Эми, и Лейси поняла: речь не об этой келье и сегодняшней ночи. Эми хотела жить в монастыре. Что тут ответишь? К понедельнику следовало сказать сестре Арнетт правду, альтернативы не просматривалось. Что случится потом с ними обеими, Лейси не представляла, зато точно знала одно: солгав о появлении Эми, она переплела судьбу девочки со своей.
— Посмотрим.
— Я тебя не выдам, а ты не отдавай меня. Не отдавай меня им!
Лейси содрогнулась от страха.
— Кому, Эми? Кто хочет тебя забрать?
Малышка промолчала.
— Ни о чем не беспокойся! А теперь спи, нам обеим нужно отдохнуть. — Лейси обняла Эми и прижала к себе, но сама еще много часов, не смыкая глаз, лежала в темноте без сна.
Утром, в начале четвертого, Уолгаст с Дойлом добрались до Батон-Ружа и оттуда повернули на север к границе Миссисипи. От Хьюстона до восточных предместий Лафайетта машину вел Дойл, а Уолгаст пытался уснуть. Около двух ночи они остановились у придорожной забегаловки, поменялись местами, и с тех пор Дойл почти не шевелился.
За окнами сеял мелкий дождь, покрывая лобовое стекло потеками воды. К югу от трассы лежал промышленный район Нового Орлеана, который Уолгаст с удовольствием обогнул: зачем терзать душу воспоминаниями? Прежде он был в Новом Орлеане всего раз — приезжал на Марди-Гра с друзьями из колледжа. Пульсирующая энергия города, жизнелюбие и полная вседозволенность накрыли молодого Уолгаста с головой. Целых три дня он почти не спал и не ощущал усталости. Однажды утром он забрел в клуб «Презервейшн-холл» с габаритами амбара и температурой огненной геенны послушать, как джазовый секстет играет «Сент-луисский блюз», и понял, что бодрствует уже двое суток. В душном, как парник, зале люди разного возраста и цвета кожи танцевали шаффл и прихлопывали в такт музыке. Где еще встретишь группу чернокожих стариков — каждый не моложе восьмидесяти! — играющих джаз в пять утра? Но в 2005 году на Новый Орлеан обрушился ураган «Катрина», а еще через несколько лет — «Ванесса», полновесной пятой категории. Ветер со скоростью под двести миль в час поднял трехсотфутовый штормовой нагон, и «Презервейшн-холла» не стало. Теперь в том районе располагался гигантский нефтеперегонный завод, окруженный затопленными низинами, вода которых разъедала кожу быстрее серной кислоты. В самом городе уже никто не жил. Запрещалось находиться даже в воздушном пространстве Нового Орлеана — его день и ночь стерегла эскадрилья истребителей с авиабазы «Кеслер». Опоясанный колючей проволокой город патрулировали до зубов вооруженные бойцы отряда Департамента внутренней безопасности, а от заграждения на десятки миль во всех направлениях расползалась Особая жилая зона Нового Орлеана, целое море трейлеров, в которых некогда ютились эвакуированные горожане, а теперь — тысячи рабочих. Это их силами круглосуточно функционировал огромный промышленный комплекс. Особая жилая зона на деле была трущобами под открытым небом, чем-то средним между лагерем беженцев и отдаленным поселением на Диком Западе в период освоения Фронтира. Большинство полицейских знали: по уровню смертности в результате убийств эта зона занимает первое место в стране, но, поскольку в состав ни одного из городов или даже штатов она официально не входила, огласке этот факт не предавали.
