На все это бабушка смотрела издали, с диким любопытством. Ей
очень понравилось, что воришек выводят. Trente et quarante мало возбудило ее
любопытство; ей больше понравилась рулетка и что катается шарик. Она пожелала,
наконец, разглядеть игру поближе. Не понимаю, как это случилось, но лакеи и
некоторые другие суетящиеся агенты (преимущественно проигравшиеся полячки,
навязывающие свои услуги счастливым игрокам и всем иностранцам) тотчас нашли и
очистили бабушке место, несмотря на всю эту тесноту, у самой средины стола,
подле главного крупера, и подкатили туда ее кресло. Множество посетителей, не
играющих, но со стороны наблюдающих игру (преимущественно англичане с их
семействами), тотчас же затеснились к столу, чтобы из-за игроков поглядеть на
бабушку. Множество лорнетов обратилось в ее сторону. У круперов родились
надежды: такой эксцентрический игрок действительно как будто обещал что-нибудь
необыкновенное. Семидесятилетняя женщина без ног и желающая играть — конечно,
был случай не обыденный. Я протеснился тоже к столу и устроился подле бабушки.
Потапыч и Марфа остались где-то далеко в стороне, между народом. Генерал,
Полина, Де-Грие и m-lle Blanche тоже поместились в стороне, между зрителями.
Бабушка сначала стала осматривать игроков. Она задавала мне
резкие, отрывистые вопросы полушепотом: кто это такой? это кто такая? Ей
особенно понравился в конце стола один очень молодой человек, игравший в очень
большую игру, ставивший тысячами и наигравший, как шептали кругом, уже тысяч до
сорока франков, лежавших перед ним в куче, золотом и в банковых билетах. Он был
бледен; у него сверкали глаза и тряслись. руки; он ставил уже без всякого
расчета, сколько рука захватит, а между тем все выигрывал да выигрывал, все
загребал да загребал. Лакеи суетились кругом него, подставляли ему сзади
кресла, очищали вокруг него место, чтоб ему было просторнее, чтоб его не
теснили, — все это в ожидании богатой благодарности. Иные игроки с выигрыша
дают им иногда не считая, а так, с радости, тоже сколько рука из кармана
захватит. Подле молодого человека уже устроился один полячок, суетившийся изо
всех сил, и почтительно, но беспрерывно что-то шептал ему, вероятно, указывая, как
ставить, советуя и направляя игру, — разумеется, тоже ожидая впоследствии
подачки. Но игрок почти и не смотрел на него, ставил зря и все загребал. Он,
видимо, терялся.
Бабушка наблюдала его несколько минут.
— Скажи ему — вдруг засуетилась бабушка, толкая меня, —
скажи ему, чтоб бросил, чтоб брал поскорее деньги и уходил. Проиграет, сейчас
все проиграет!
— захлопотала она, чуть не задыхаясь от волнения. — Где
Потапыч? Послать к нему Потапыча! Да скажи же, скажи же, — толкала она меня, —
да где же, в самом деле, Потапыч! Sortez, sortez!
[35]
— начала было она сама
кричать молодому человеку. — Я нагнулся к ней и решительно прошептал, что здесь
так кричать нельзя и даже разговаривать чуть-чуть громко не позволено, потому
что это мешает счету, и что нас сейчас прогонят.
— Экая досада! Пропал человек, значит сам хочет… смотреть на
него не могу, всю ворочает. Экой олух! — и бабушка поскорей оборотилась в
другую сторону.
Там, налево, на другой половине стола, между игроками,
заметна была одна молодая дама и подле нее какой-то карлик. Кто был этот карлик
— не знаю: родственник ли ее, или так она брала его для эффекта. Эту барыню я
замечал и прежде; она являлась к игорному столу каждый день, в час пополудни, и
уходила ровно в два; каждый день играла по одному часу. Ее уже знали и тотчас
же подставляли ей кресла. Она вынимала из кармана несколько золота, несколько
тысячефранковых билетов и начинала ставить тихо, хладнокровно, с расчетом,
отмечая на бумажке карандашом цифры и стараясь отыскать систему, по которой в данный
момент группировались шансы. Ставила она значительными кушами. Выигрывала
каждый день одну, две, много три тысячи франков — не более и, выиграв, тотчас
же уходила. Бабушка долго ее рассматривала.
— Ну, эта не проиграет! эта вот не проиграет! Из каких? Не
знаешь? Кто такая?
— Француженка, должно быть, из эдаких, — шепнул я.
— А, видна птица по полету. Видно, что ноготок востер.
Растолкуй ты мне теперь, что каждый поворот значит и как надо ставить?
Я по возможности растолковал бабушке, что значат эти
многочисленные комбинации ставок, rouge et noir, pair et impair, manque et
passe
[36]
и, наконец, разные оттенки в системе чисел. Бабушка слушала
внимательно, запоминала, переспрашивала и заучивала. На каждую систему ставок
можно было тотчас же привести и пример, так что многое заучивалось и
запоминалось очень легко и скоро. Бабушка осталась весьма довольна.
— А что такое zero? Вот этот крупер, курчавый, главный-то,
крикнул сейчас zero? И почему он все загреб, что ни было на столе? Эдакую кучу,
все себе взял? Это что такое?
— А zero, бабушка, выгода банка. Если шарик упадет на zero,
то все, что ни поставлено на столе, принадлежит банку без расчета. Правда,
дается еще удар на розыгрыш, но зато банк ничего не платит.
— Вот-те на! а я ничего не получаю?
— Нет, бабушка, если вы пред этим ставили на zero, то когда
выйдет zero, вам платят в тридцать пять раз больше.
— Как, в тридцать пять раз, и часто выходит? Что ж они,
дураки, не ставят?
— Тридцать шесть шансов против, бабушка.
— Вот вздор! Потапыч! Потапыч! Постой, и со мной есть деньги
— вот! Она вынула из кармана туго набитый кошелек и взяла из него фридрихсдор.
— На, поставь сейчас на zero.
— Бабушка, zero только что вышел, — сказал я, — стало быть,
теперь долго не выйдет. Вы много проставите; подождите хоть немного.
— Ну, врешь, ставь!
— Извольте, но он до вечера, может быть, не выйдет, вы до
тысячи проставите, это случалось.
— Ну, вздор, вздор! Волка бояться — в лес не ходить. Что?
проиграл? Ставь еще!
Проиграли и второй фридрихсдор; поставили третий. Бабушка
едва сидела на месте, она так и впилась горящими глазами в прыгающий по
зазубринам вертящегося колеса шарик. Проиграли и третий. Бабушка из себя
выходила, на месте ей не сиделось, даже кулаком стукнула по столу, когда крупер
провозгласил «trente six»
[37]
вместо ожидаемого zero.
— Эк ведь его! — сердилась бабушка, — да скоро ли этот
зеришка проклятый выйдет? Жива не хочу быть, а уж досижу до него! Это этот
проклятый курчавый круперишка делает, у него никогда не выходит! Алексей
Иванович, ставь два золотых за раз! Это столько проставишь, что и выйдет zero,
так ничего не возьмешь.
— Бабушка!
— Ставь, ставь! Не твои.
