Сначала пацанов – кого нашли – казнили, положили под БТР. А Чурило, уже ставший капитаном, написал рапорт, потому что дальше так жить было просто невозможно.
Просто – невозможно. Не по-человечески это.
Куницын помог – позвонил бывшему сослуживцу, тот устроил его в охранную службу, которую возглавлял полкан из внутренних войск, тоже «чеченец». Когда Чурило явился «на представление командиру части» – вэвэшник молча посмотрел на него, потом коротко и четко изложил условия службы. За беспредел – накажу, за бухалово – накажу. Будешь честно служить – помогу. Все как в армии... только в нормальной армии, а не в той, какая есть сейчас. Чурило сам скоро увидел, как разбираются с сачками и бухариками – приехав на объект и учуяв от одного из охранников запах, полкан недолго думая двинул его в челюсть, да так, что потом водой отливали. Впрочем... что тут вообще говорить, если тот же самый полкан недолго думая двинул в челюсть замминистра МВД, за что и покинул службу.
С другой стороны – и служить было нормально. С зарплатой не кидали, всякой лажей они не занимались. Здесь ему тоже пришлось иметь дело и с чехами, и с кем похуже – но правила были уже другие. Здесь – нет прокурора, с ними уже боялись связываться. Да и того, что творилось в Чечне в первые годы ее «мирной жизни», не было. Наступило другое время – время тихое и подлое. Время выстрелов из-за угла.
Когда полкан пригласил его в кабинет – там был еще один человек – седой, поджарый, как собака, сделанный словно из витого провода, понимающие люди сразу это определяют. Он-то и рассказал Чурило – все, ничего не утаивая. Сказал, что на это дело – идут только добровольцы и шансы выжить там – даже не пятьдесят на пятьдесят. Но им придется схватиться в схватке с одними из самых опасных людей на земле, с чеченским бандформированием, подготовленным инструкторами НАТО и оснащен-ным самым современным оружием, средствами разведки и наблюдения, возможно, даже имеющими бронетехнику. Он не сказал – кто именно будет руководить этим бандформированием – но сказал, что это достаточно известный человек, на руках которого кровь даже не сотен – тысяч русских людей. Это – своего рода рулетка, ты или тебя. И помощи – не будет, по крайней мере в первое время. Чурило подумал – и согласился.
Потому что это было справедливо.
Последнее время он думал о Боге. Нет, не о том, которому ходят молиться в церквях, о другом. О едином Боге, о Боге равновесия, который воздает каждому по делам его. Этот Бог не только милует – но и карает, руками людей – но карает. Многие из тех, кто держал сейчас оборону здесь, у складов, против превосходящих сил противника – тоже были в Чечне, тоже участвовали во многом. Это было что-то вроде суда, высшего суда – кто виновен настолько, что не имеет права жить – тот и ляжет здесь. Но ляжет – не по приговору суда, не от пули палача – а как мужчина, с оружием в руках, защищая то, что считает верным и правильным в жизни. Так – и никак иначе.
Единственное, что у них было, – это штабеля и ящики, в которых были где кирпичи, а где цемент с водой, с камнями и с железками, за этим можно было спрятаться. Чеченские снайперы и автоматчики били по ним – а они били в ответ. Убивали. И умирали...
Квартира Щечко
– Видишь их? Видишь?
Чеченский снайпер, расположившийся на балконе, пытался поймать цель в прицел. Наконец, плюнув на все – все равно с такого расстояния нормально не прицелишься – прицелился по штабелю из каких-то ящиков, за которым скрывался стрелок русистов, и нажал на спуск. Винтовка бухнула, отдало в плечо, пуля попала туда, куда он и целил – в ящики, обвалив их. Русист больше не стрелял.
Третий...
На счету человека, который сейчас выбивал из винтовки «Барретт» русистов одного за другим, было уже три русиста сегодня и сорок восемь – всего, недаром Масхадов, когда еще был жив, наградил его орденом Ичкерии – «Честь нации». Он был не чеченцем – он был уроженцем небольшого села рядом со Львовом, в Ичкерию приехал по линии РУХа в девяносто третьем, да так там и остался. Выучил чеченский язык, женился на чеченке, у них даже ребенок родился. Потом Наиля с сыном погибли при бомбежке, а сам он отличился как беспощадный истребитель москалей, как-то раз он застрелил полковника с девятисот метров и скрылся.
То, что произошло в этой квартире – он не совсем одобрял, все-таки у него тоже когда-то были жена и сын, и он бы не обрадовался, если бы их вырезали просто для того, чтобы занять выгодную огневую позицию. Если бы командиром был он – он бы просто приказал связать русистов и затолкать их в ванную, чтобы лежали там. Но у чеченцев, с которыми он шел – были свои счеты, и если они решили перерезать всех русистов – это их дело.
Он прицелился в другого русиста... больше он так тщательно выцеливать не будет, какой смысл, если винтовка, которая есть у него в руках, пробивает любую стену. Он так увлекся стрельбой по русистам, что не заметил, как левее, примерно в восьмистах метрах от него открылась фрамуга окна, и толстый цилиндр глушителя лег на подоконник...
* * *
Русский снайпер не получал приказа ликвидировать цель, наоборот, ему приказали сидеть как мышь и ждать, пока не будет команды – и тогда он и пулеметчик загасят снайперскую позицию чеченцев в высотном доме – а по «КамАЗу» и скрывающимся за ним чеченцам отработает КОРД, который ради этого дела снарядили патронами БЗТ
[60]
. Но снайпер был тоже человек, он не мог спокойно смотреть, как чеченские снайперы хладнокровно бьют по позициям у склада, там были такие же, как он, русские, и сейчас они умирали, не имея даже возможности ответить. Командира в комнате не было, он был один и решил действовать. Чеченцы совсем обнаглели, один из них устроился на балконе, притащил туда стул, открыл окно и стрелял, второй стрелял из комнаты, до них было восемьсот метров, для «ОЦ-44» с ее патроном от тяжелого пулемета – не дистанция. В конце концов, он тоже живой... шах или мат. Их двое, он один, и ему нужно перезаряжать винтовку, а у них у обоих – полуавтоматические «Барретты», он видел такие в трофеях. Если он прав – он победит в этой схватке. Если нет – второй снайпер убьет его, и тогда за нарушение приказа наказывать будет некого.
Поймав промежуток между ударами сердца, он выстрелил. И попал – не мог не попасть с такого расстояния. Чеченца, стрелявшего с балкона, удар пули отбросил внутрь балкона, а винтовка – удивительно, но она почему-то от удара вылетела с балкона и полетела вниз. Не глядя, на рефлексах, на мышечной памяти – он отвел затвор, вставил еще один патрон – тяжелый, гладкий, холодный, как маленькая ракета. Закрыл затвор, прицелился – удивительно, но второй снайпер, похоже, даже не понял, что произошло, у него не было на подхвате наблюдателя-корректировщика, и он увлеченно расстреливал русистов. Он прицелился... за спиной послышался топот.
– Быков, какого хрена?! Отставить! – проревел командир их пятерки, вломившись в комнату.
Но прежде чем его сшибли со стола, который он использовал в качестве лежки – он все же выстрелил второй раз. Успел.
