Переключившись на посторонние мысли, Надя не заметила, как ее невольный страх, переживания за жизни Гора и Нанаса, вызванное всем этим возбуждение внезапно сменились на полную умиротворенность, почти безразличие к происходящему, словно она находилась сейчас вовсе не в жутком темном подземелье, а где-то далеко-далеко – в полной безопасности и покое. Девушка прислонилась спиной к влажной холодной стене и медленно сползла по ней на каменный пол, чувствуя себя невероятно счастливой.
Теперь там, где она оказалась, уже не было темноты. Света там, впрочем, не было тоже, но это совершенно не пугало Надю. Она знала сейчас только одно: именно так и должно быть, с ней происходит то, о чем лишь и стоит хотеть. Тем более, наслаждаться ее состоянием девушке не мешало уже ничто – она не только не различала сейчас света и тьмы, не только перестала слышать звуки, чувствовать тепло и холод – для нее исчезли любые ощущения вообще – те, что дают человеку его органы чувств. Потому что – и она осознала это также без доли удивления и тревоги – у нее просто не стало этих самых органов, как перестало существовать и само ее тело. Надю окружало теперь безмятежное ничто, и сама она, став никем, превратилась в его неотъемлемую часть, хотя то, чего не существует, не может конечно же делиться на части. Но и это ее сейчас совершенно не беспокоило.
Времени не стало тоже. Не стало совсем ничего, кроме всепоглощающего покоя и счастья, и если бы Надя могла сейчас рассуждать так же, как прежде, то удивилась бы очевидному противоречию: если ее больше нет, то она не должна ощущать и этого. Но рассуждать, да и вообще по-настоящему мыслить она сейчас не только не могла, но и совершенно не хотела. Сознание, разум – вот что превращает покой и порядок небытия в хаос непредсказуемости существования.
И, поскольку удивляться Надя не могла теперь тоже, не удивилась она и тому, что увидела перед собой женщину и услышала ее голос. Зато она сразу же узнала эту женщину, хотя и видела ее только на фотографиях, да и то всего лишь на двух – на свадебной и на фото из паспорта. Это была ее мама…
Сразу забылось все – и то, что вокруг ничего нет, и то, что не существует ее самой… Может, и видела Надя сейчас вовсе не глазами – разве могла она обращать внимание на такие мелочи? Перед ней была та, о невозможности встречи с которой она сожалела всю свою жизнь!..
– Как ты? – улыбнувшись, спросила мама. – Скучала по мне?
И снова абсолютно неважным было, как и чем она смогла услышать эти слова. Главное, она их слышала; слышала тот самый голос, который, казалось, узнала бы из тысяч, хоть и прозвучал он сейчас для нее впервые.
– Я… хорошо… – вновь непонятно чем и как ответила Надя. – Вернее, плохо… но… это неважно… Как ты?
– Я хорошо, – словно эхо, прозвучали мамины слова. – Теперь, когда вижу тебя, совсем хорошо.
– Но почему? – вспомнила вдруг она. – Почему ты видишь меня, а я тебя? Здесь было совсем темно…
– Даже в кромешной тьме можно найти путь к свету.
– А папа? Он ведь с тобой?..
– Папа?.. Конечно же нет. Как же он может быть со мной, если он еще там?
– Там?.. Где это – там? И где же тогда сейчас я? И ты?.. И почему мы… ты здесь?
– Мы сейчас там, где каждой из нас и полагается быть, – вновь улыбнулась мама. – Но я еще и с тобой, в тебе, потому что ты – моя часть. Разве ты не знала этого раньше?
– Я… не знала… – запнулась Надя. – Но я чувствовала что-то, я даже узнала твой голос!.. Только не могу понять, почему я тебя вижу и слышу? Я что, умерла?
– Нет, доченька, ты жива, но ты сейчас в таком месте, где все не так… не совсем так, как ты привыкла. Там даже очень далекое близко, и там не всегда работают законы и правила, кроме самых главных.
– А какое самое главное правило?
– Быть собой. Верить в себя. Не изменять себе.
– А другим? Другим изменять можно? Тому, кого любишь?.. – непонятно почему спросила вдруг Надя.
– Если любовь настоящая, тогда тот, кого любишь, – тоже часть тебя.
– А что будет, если изменишь себе?
– Перестанешь быть собой, это же очевидно.
– А когда… теряешь того, кого любишь?.. Как жить тогда? Это очень… страшно?..
– Спросишь у папы, когда увидишься с ним, – вновь озарила мамино лицо улыбка. – Хотя, если любишь по-настоящему, то и смерть – не потеря.
– Ты опять говоришь о папе так, словно он жив!..
«Он жив! Он жив! – застучали, забились в Надиной голове слова. – Гранату! Скорей!.. Что с тобой? Очнись!»
Да, у нее снова была голова… И тело… И ее вновь окружала темнота – обычная, видимая, если так можно сказать о темноте. А «голос» был теперь вовсе не мамин, да и самой мамы нигде больше не было.
«Что с тобой?! Очнись! Поднимайся!» – вновь «зазвучало» в голове девушки, и наконец-то она сообразила, что к ней обращается Сейд, который вовсю «бодал» ее большой круглой головой, пытаясь привести в чувство.
Надя поняла, что лежит на каменном полу, прижавшись лбом к холодной стене туннеля.
– Все, все, встаю! – едва ворочая пересохшим языком, ответила она псу и поднялась сперва на колени, а потом, опираясь о шероховатый камень и удивившись, что до сих пор сжимает в руке пистолет, встала на ноги. – Где Гор? Ты нашел его?
«Он здесь! Не может пока говорить, но он жив. Я отбил его, но это… оно осталось там, но возвращается сюда! Оно стало осторожней, но я его уже слышу… Приготовь гранату, я скажу, когда нужно бросить».
Надя поспешно скинула рюкзак и достала одну из трех «РГД-5». Прижала пальцами рычаг, взялась за кольцо, но выдергивать пока не стала. Тем более, что…
– А куда я ее стану бросать? Я же ничего не вижу!
«Проход рядом, коснись рукой стены и пройди немного вперед».
Девушка, переложив в левую ладонь гранату, правой дотронулась до шероховатого, влажного камня и, сделав несколько осторожных шагов, почувствовала, как рука провалилась в пустоту. Ощупав края прохода, она убедилась, что стоит ровно по его центру, и спросила:
– Ветка идет прямо? Если я брошу туда гранату, она не отскочит к нам назад?
«Не отскочит. Там есть повороты, но дальше. Только сама отойди, когда бросишь».
Надя хотела еще спросить, кому именно предназначен «гостинец», но Сейд «заговорил» снова:
«Приготовься! Теперь скоро! – Пес ненадолго «замолчал» и, когда она уже сама отчетливо услышала впереди негромкое шуршание, «выкрикнул»: – Бросай!»
Девушка отжала стопорные «усики», выдернула кольцо и, швырнув «эргэдэшку» в темноту, отпрянула назад, под защиту стены туннеля.
Взрыв, раздавшийся, казалось, совсем рядом, оглушил настолько, а вспышка света так шарахнула по отвыкшим от света глазам, что Надя на какое-то время вновь выпала из реальности. Правда, теперь она умудрилась устоять на ногах, да и никакие видения ее больше не посещали, разве что долго еще перед глазами плыли радужные пятна, а в ушах стоял звон.
