— А для меня эти полмиллиона — тоже все, что я имею, — убеждал бизнесмен своих собеседников. — Ты за мои деньги обретаешь свободу, а сам ничего не потратишь. А я останусь нищим. Разве это справедливо?
— Нет, — мялись заложники. — Но что можно сделать? У нас нет денег.
— Сегодня нет, а завтра будут, — резонно замечал Рафаэль. — Давай сделаем так. Ты напишешь расписку, что должен мне не сорок, заметь, не сорок, а всего лишь двадцать тысяч долларов. И я не буду требовать у тебя эти деньги сразу после хаджа. Как говорится, ни через год, ни через два, ни через полтора. А когда сможешь, тогда и вернешь. Это справедливо?
— Справедливо, — соглашались паломники и писали расписки.
Подавляющее большинство паломников, так же, как и Галиакбар-хаджи, полагали счастьем умереть во время хаджа, но железная логика рассуждений Рафаэля ставила их в тупик. Если выкуп будет заплачен Рафаэлем за всех сразу, то не требовать же от террористов, чтобы они убили тебя? Это ведь было бы грехом. А если окажешься на свободе благодаря деньгам Рафаэля, то ведь и в самом деле получалось, что должен ему. Почему бы не написать расписку?
Таким образом Рафаэль заполучил расписки практически от всех пленников в подземелье. С подобной просьбой он не обратился лишь к своему бывшему учителю и к Ахмеду, потому что видел, что мальчишка верил искренне и не боялся смерти, да, кроме всего прочего, ему не было еще шестнадцати, значит, юридически он был недееспособен. Не стал Рафаэль обращаться и к матери Ахмеда, понимая, что она посоветуется с сыном, а тот с Галикабаром-хаджи. И тогда может получиться большой конфуз.
Ахмед все время находился возле руководителя группы. Он всячески старался помогать уже очень пожилому человеку переносить тяготы заключения. А кроме того, он постоянно расспрашивал Галиакбара-хаджи буквально обо всем, что занимало его пытливый ум. Подросток искренне радовался возможности оказаться рядом с таким мудрецом, несмотря на печальные обстоятельства, которые предоставили такую возможность.
Между тем режим содержания пленников после телефонного разговора Вагипова-старшего с сыном несколько смягчился, и паломников даже стали выводить из подземелья один раз в сутки небольшими группами по пять-шесть человек подышать свежим воздухом. Это позволило точнее определиться со временем совершения намаза и даже определить более-менее точно киблу — направление на Мекку.
Галиакбар-хаджи, Ахмед и еще несколько мужчин-заложников сидели на поваленной мраморной колонне во дворе античных терм в тени высокой, но местами разрушенной кирпичной стены, ограждавшей двор, под надзором двух бородатых автоматчиков, которые, впрочем, мало обращали внимания на своих пленников. О побеге никто не помышлял, потому что надежда на освобождение из плена принимала реальные очертания. Кроме того, главарь террористов Абдалла предупредил, что на многие километры вокруг развалин Пальмиры тянется безводная пустыня, и бежать отсюда значит обречь себя на смерть среди мертвых песков. — Ничего, мальчик, Аллах всемогущ и милосерд, — поучал Ахмеда старик. — Он не оставит нас. Я думаю, правительство нашей страны уже предпринимает все меры для того, чтобы освободить нас. Но ты в любом случае не должен бояться, ведь ты же знаешь, что мучеников ждет вечная награда в райских садах, которые уготовил нам Господин миров. Ты еще очень молод, и тебе многое хочется увидеть и испытать в этом мире. Но знай, что все прелести мира ничто по сравнению с наградой Аллаха праведным.
— Я знаю это, учитель. Я не боюсь. Я уже сказал им это.
— Я помню, мальчик. Ценю твое мужество, да продлятся дни твои.
— Учитель, но мы ведь татары, мы мусульмане.
— И что?
— Станет ли правительство беспокоиться за нас? Там же ведь все русские.
— Ну, во-первых, не все, сынок. А во-вторых, мы все — россияне. И татары, и чуваши, и кабардинцы, и русские. И все, кто веками живет на нашей земле. А татары и русские — это народы-братья.
— Но у нас разная вера, разные языки.
— И русские, и мы верим в единого Господа, который сотворил землю и небо, и звезды. Называем по-разному, но верим только в него. А что касается разных языков… Видишь ли, некоторые ученые считают, что наши языки гораздо ближе друг другу, чем это может показаться.
— Неужели?
— Мы все плывем на одном корабле, который раньше назывался «Татарией». Да, сынок, то, что теперь именуется «Россией», на средневековых географических картах было обозначено как «Татария». И в языках наших очень много общего. Взять самые обычные русские слова. Например, изба. Ведь это русское слово?
— Да, учитель.
— А оно происходит от татарских слов «эссе» — теплое и «бина» — здание.
— В самом деле похоже!
— А русское слово скатерть? На само деле это «эскя терь» — постели наверх.
— Да!
— А отсюда русские слова — степь, расстилаться, стол, стул, скамейка, престол, первопрестольная, постель. Русская печь — от татарского «пешерь»
— Варить?
— Именно, — улыбнулся старик. — Таких похожих слов в наших языках очень много, но их схожесть не сразу бросается в глаза — надо приглядеться. Наши народы так близки, что некоторые ученые ведут речь о своеобразном русско-татарском двуязычии. Ведь сами русские говорят: поскреби хорошенько русского — найдешь татарина.
— Как интересно вы рассказываете учитель. Рафаэль говорил, что вы преподавали в университете.
— Это было давно, сынок. Я уже давно на пенсии, — вздохнул Галиакбар-хаджи. — Что-то наши сторожа засуетились.
Действительно, к двум автоматчикам, сидевшим поодаль от паломников, присоединились еще трое вышедших из подземелья, и у бородачей начался разговор, сопровождавшийся энергичными жестами.
— О воде какой-то говорят, — прислушавшись к гортанным выкрикам, сказал Ахмед.
У Галиакбара-хаджи был уже не такой острый слух, как у мальчика, и старик невольно приставил ладонь себе к уху, чтобы лучше слышать, о чем спорят террористы. Этот жест заметил один из них и, прикрикнув на товарищей, вскинул автомат и направил ствол на паломников.
— А ну пошли вниз! — заорал бородатый. — Быстро! Хватит! Погрелись…
Арабский хорошо понимали только Вагипов-старший и Ахмед. Правда, некоторые мужчины могли прочитать наизусть несколько коротких сур из Корана, но это был механически заученный текст. Тем не менее жесты террориста были красноречивее всяких слов, и пленники стали потихоньку подниматься.
Их поторопил Вагипов-старший:
— Пойдемте, братья. Он говорит, закончилась наша прогулка.
— Что-то случилось. Может быть, ваш сын приехал? — с надеждой спросил кто-то у старика.
— Не думаю, — ответил Галиакбар-хаджи. — Он не мог так быстро прилететь.
— Да, — согласился Рафаэль, который благодаря занятиям бизнесом был весьма осведомленным человеком. — Из Москвы в Дамаск самолеты летают только раз в неделю. Если только вашему сыну не выделили специальный самолет.
