Меж тем если Питу провел этот день мирно и спокойно, то местные жители посвятили его раздумьям и обсуждению планов.
Не успел Питу удалиться в лес помечтать, как лесорубы подперли щеку рукой, молотильщики застыли с цепами в воздухе, а столяры перестали стругать доски.
Все это время было потрачено зря по вине Питу, это он стал семенем раздора, брошенным в солому, которая невнятно зашелестела в ответ.
А он, заваривший эту кашу, даже не вспоминал о ней.
Но возвращаясь домой в десять часов – в пору, когда обыкновенно все свечи в деревне были погашены и все глаза закрыты, он заметил вокруг своего дома непривычное оживление. Люди сидели и стояли кучками, расхаживали взад и вперед.
Поведение каждой кучки было исполнено непривычной значительности.
Питу почему-то заподозрил, что эти люди говорят о нем.
И когда он показался в конце улицы, все засуетились, как от электрического удара, и стали показывать на него друг другу.
– Что это с ними? – недоумевал Питу. – Ведь я без каски.
И он скромно вошел в свой дом, обменявшись с несколькими людьми приветствием.
Не успел он закрыть за собой плохо пригнанную дверь, как услышал стук.
Питу не зажигал перед сном свечу; свеча была слишком большой роскошью для человека, который имел всего одну кровать и, следовательно, не мог заблудиться, и который не имел книг и, следовательно, не мог читать.
Но он явственно услышал, что в дверь стучат.
Он поднял щеколду.
Двое молодых людей, местные жители, запросто вошли к нему.
– Смотри-ка, у тебя нет свечи, Питу? – удивился один из них – Нет, – ответил Питу. – А на что мне она?
– Да чтобы видно было.
– А я и так вижу в темноте, – заверил Питу и в доказательство произнес:
– Добрый вечер, Клод; добрый вечер, Дезире.
– Да, это мы.
– Добро пожаловать; чего вы от меня хотите, друзья мои?
– Пойдем-ка на свет, – сказал Клод.
– На какой свет? Луны-то нет.
– На свет неба.
– Ты хочешь со мной поговорить?
– Да, мы хотим поговорить с тобой, Анж.
И Клод многозначительно посмотрел на Питу.
– Идем, – сказал Питу. Все трое вышли.
Они дошли до околицы и углубились в лес; Питу по-прежнему не понимал, чего от него хотят.
– Ну что? – спросил Питу, видя, что его спутники остановились.
– Видишь ли, Анж, – сказал Клод. – Мы двое: я и Дезире Манике, заправляем во всей округе, хочешь быть с нами?
– Зачем?
– Ну как, для того, чтобы…
– Для чего? – переспросил Питу, распрямляясь.
– Чтобы вступить в заговор, – прошептал Клод на ухо Питу.
– Заговор! Прямо как в Париже! – усмехнулся Питу. На самом деле он боялся этого слова и его эха, даже посреди леса.
– Послушай, объясни все толком, – сказал он наконец.
– Прежде вот что: подойди-ка сюда, Дезире, ты браконьер в душе, ты знаешь все шорохи дня и ночи, равнины и леса, погляди, не следят ли за нами, проверь, не подслушивают ли нас.
Дезире кивнул головой, обошел вокруг Питу и Клода так тихо, как волк обходит вокруг овчарни, потом вернулся.
– Говори, – сказал он, – мы одни.
– Дети мои, – снова начал Клод, – все коммуны Франции, судя по твоим словам, Питу, хотят вооружиться и пойти по стопам национальной гвардии.
– Это правда, – подтвердил Питу.
– Так почему же Арамону не вооружиться по примеру других коммун?
– Но ты же вчера сказал, Клод, – отвечал Питу, – когда я призывал вооружаться, что арамонцы не вооружены, потому что в Арамоне нет оружия.
– О, за ружья-то мы не беспокоимся, ведь ты знаешь, где они хранятся.
– Знаю, знаю, – сказал Питу, который видел, куда клонит Клод, и чувствовал опасность.
– Так вот, – продолжал Клод, – сегодня все мы, местная молодежь, собрались и посовещались.
– Хорошо.
– Нас тридцать три человека.
– Это почти треть от сотни, – уточнил Питу.
– Ты хорошо владеешь оружием? – спросил Клод.
– Черт возьми! – произнес Питу, который не умел даже носить его.
– Превосходно. А ты знаешь толк в строевой подготовке?
– Я десять раз видел, как генерал Лафайет проводит учения с сорока тысячами солдат, – презрительно ответил Питу.
– Прекрасно! – сказал Дезире, который позволял себе молчать, но при всей своей невзыскательности хотел все же вставить хоть одно словцо.
– Так ты хочешь нами командовать? – спросил Клод.
– Я! – воскликнул Питу, подскочив от изумления.
– Да, ты.
И оба заговорщика пристально посмотрели на Питу.
– Ты в нерешительности, – сказал Клод.
– Но…
– Так ты не патриот? – спросил Дезире.
– Вот те на!
– Ты чего-то опасаешься?
– Это я-то, покоритель Бастилии, награжденный медалью.
– Ты награжден медалью!
– Меня наградят, когда отчеканят медали. Господин Бийо обещал, что получит за меня мою медаль.
– Он получит медаль! У нас будет командир с медалью! – закричал Клод в восторге.
– Ну так как, ты согласен? – спросил Дезире.
– Согласен? – спросил Клод.
– Ну что ж, согласен! – ответил Питу в порыве воодушевления и, быть может, другого чувства, которое пробуждалось в нем и которое называют тщеславием.
– Решено! – воскликнул Клод. – С завтрашнего дня ты нами командуешь.
– Где я буду вами командовать?
– На учениях, где же еще?
– А ружья?
– Но ты ведь знаешь, где они лежат.
– Да, у аббата Фортье.
– Ну вот.
– Только аббат Фортье нипочем их мне не отдаст.
– Ну что ж! Ты поступишь так, как патриоты с Домом Инвалидов, ты отберешь их силой.
– Один?
– Мы соберем подписи, а в случае нужды, мы придем к тебе на помощь, мы поднимем Виллер-Котре, если понадобится.
Питу покачал головой. – Аббат Фортье упрям, – сказал он.
– Ведь ты же был его любимым учеником, разве он сможет тебе отказать!
– Сразу видно, что вы его совсем не знаете, – сказал Питу со вздохом.
– Так ты думаешь, старик не отдаст ружья?
