– В Америке вы знались с защитниками новых идей и проповедовали эти идеи в своих сочинениях – Да ваше величество, – и тем заслужил благодарность королей л их подданных Король промолчал – Теперь ваше величество, – продолжал Жильбер, – жизнь моя вам известна, я никого не обидел, никого не оскорбил – ни нищего, ни королеву, и пришел к вашему величеству, дабы узнать, за что меня наказали.
– Я поговорю о вас с королевой, господин Жильбер, но скажите неужели вы полагаете, что указ о заключении вас под стражу исходил непосредственно от нее?
– Я этого не утверждал ваше величество, однако, я думаю, что королеве принадлежит лишь приписка к письму о моем аресте.
– Вот видите! – воскликнул Людовик с крайне довольным видом.
– Да, но вы ведь понимаете, ваше величество, что если королева делает приписку, значит, все происходит по ее воле.
– А кем написано само письмо? Дайте-ка взглянуть.
– Взгляните, ваше величество, – сказал Жильбер. И он протянул королю письмо с просьбой о заключении его под стражу.
– Графиня де Шарни! – воскликнул король. – Как, значит, вы были арестованы по ее желанию! Но чем же вы обидели бедняжку де Шарни?
– Еще сегодня утром, ваше величество, я не знал даже имени этой дамы.
Людовик провел рукою по лбу.
– Шарни! – прошептал он. – Шарни – сама нежность, само целомудрие, сама невинность!
– В таком случае, ваше величество, – засмеялся Жильбер, – выходит, что я оказался в Бастилии по воле этих трех священных добродетелей.
– О, я выясню, в чем тут дело, – сказал король и дернул шнурок звонка. Вошел слуга.
– Узнайте, не у королевы ли графиня де Шарни, – приказал Людовик.
– Ваше величество, – отвечал слуга, – госпожа графиня только что прошла по галерее и направилась к своей карете.
– Бегите за ней и попросите ее зайти ко мне по делу исключительной важности.
Затем, обернувшись к Жильберу, он спросил:
– Я угадал ваше желание, сударь?
– Да, – отвечал Жильбер, – и я приношу вашему величеству тысячу благодарностей.
Глава 23.
ГРАФИНЯ ДЕ ШАРНИ
В ожидании графини де Шарни Жильбер укрылся в оконной нише.
Что же до короля, то он расхаживал по приемной, размышляя то о делах государственных, то о деле этого Жильбера, под чье влияние он, как ни странно, подпал в пору, когда ничто, кроме новостей из Парижа, казалось бы, не должно было его интересовать.
Внезапно дверь кабинета отворилась, слуга доложил о приходе графини де Шарни, и сквозь щель в шторах, которые он успел задернуть за собой, Жильбер смог разглядеть женщину, чьи широкие шелковые юбки с шуршанием коснулись створок двери.
Графиня была одета согласно тогдашней моде – на ней было серое в цветную полоску утреннее платье и шаль, перекрещенная на груди и завязанная на спине, что подчеркивало всю прелесть прекрасной пышной груди.
Маленькая шляпка, кокетливо увенчивавшая высокую прическу, туфельки на высоких каблуках, сидевшие как влитые на ножках безупречной формы, маленькая тросточка в изящных маленьких ручках с длинными аристократическими пальцами, затянутых в превосходные перчатки, – таков был облик особы, которую с таким нетерпением ожидал Жильбер и которая вошла в эту минуту в кабинет короля Людовика XVI.
Монарх сделал шаг ей навстречу.
– Вы собирались ехать, графиня?
– В самом деле, – отвечала графиня, – я садилась в карету, когда узнала о приказании вашего величества.
Услышав этот серебристый голос, Жильбер почувствовал страшный звон в ушах. Кровь прилила к его щекам, тело пронзила судорога.
Он невольно рванулся вперед и выступил на шаг из своего убежища.
– Она! – прошептал он. – Она… Андре!
– Сударыня, – продолжал король, который, как и графиня, не заметил волнения, которое охватило укрывшегося в полумраке Жильбера, – я хотел видеть вас, дабы задать вам несколько вопросов.
– Я рада служить вашему величеству.
Король наклонил голову в сторону Жильбера, как бы желая предупредить его.
Тот, понимая, что ему еще не время обнаруживать свое присутствие, потихоньку снова скрылся за шторами.
– Сударыня, – сказал король, – восемь или девять дней назад господин де Неккер получил на подпись указ о заключении под стражу…
Сквозь едва заметную щель между шторами Жильбер пристально глядел на Андре. Молодая женщина была бледна, возбуждена, взволнована; казалось, ее гнетет какая-то тайная, безотчетная тревога.
– Вы слышите меня, графиня? – спросил Людовик XVI, видя, что графиня де Шарни не решается ответить.
– Да, ваше величество.
– Так вот! Знаете ли вы, о чем я говорю, и можете ли мне кое-что разъяснить?
– Я пытаюсь вспомнить, – сказала Андре.
– Позвольте мне вам помочь, графиня. Под письмом с просьбой о заключении под стражу стоит ваша подпись, а на полях имеется приписка королевы.
Графиня молчала; ею все больше и больше овладевала та лихорадочная отрешенность от мира, что стала заметна уже после первых слов короля.
– Отвечайте же, сударыня, – сказал король, начинавший терять терпение.
– Вы правы, – дрожащим голосом произнесла Андре, – вы правы, я написала такое письмо, а королева сделала к нему приписку.
– В таком случае я хотел бы знать, какое преступление совершил тот, о ком шла речь в письме.
– Ваше величество, я не могу сказать вам, какое преступление он совершил, но ручаюсь вам, что преступление это очень тяжкое.
– И вы не можете мне открыть, в чем оно заключается?
– Нет, ваше величество.
– Не можете открыть этого королю?
– Нет. Я молю ваше величество простить меня, но я не могу этого сделать.
– В таком случае откройте это самому преступнику, сударыня; вы не сможете отказать в том, в чем отказываете королю Людовику XVI, доктору Жильберу.
– Доктору Жильберу! – вскричала Андре. – Великий Боже! Ваше величество, где он?
Король отошел в сторону, шторы раздвинулись, и из-за них показался доктор, почти такой же бледный, как Андре.
– Вот он, сударыня, – сказал король.
Увидев Жильбера, графиня покачнулась. Ноги ее подкосились. Казалось, она вот-вот лишится чувств; если бы не стоявшее позади нее кресло, на которое она оперлась, она бы непременно упала; с потухшими глазами, с безжизненным vhiiom, она напоминала Эвридику, в чьих жилах струится змеиный яд, – Сударыня, – повторил Жильбер, кланяясь со смиренным почтением, – позвольте мне повторить вопрос, заданный его величеством.
