Мария-Антуанетта не преминула воспользоваться этим умонастроением, безусловно отвечавшим ее тайным мечтам.
Она предпочитала борьбу смирению, смерть – капитуляции. Поэтому, едва узнав о парижских событиях, она решилась, сколько хватит сил, противостоять мятежному духу, грозившему гибелью всему государственному устройству Франции.
На свете есть две слепые, безрассудные силы: сила цифр и сила надежд.
Цифра, за которой следует армия нулей, способна померяться мощью с целым миром.
Точно так же обстоит дело с желаниями заговорщика или деспота: пыл, в основании которого лежит еле теплящаяся надежда, рождает грандиозные замыслы, которые впрочем, испаряются так быстро, что даже не успевают сгуститься в туман.
Нескольких слов барона де Шарни и последовавших за ними приветственных криков было довольно, чтобы Мария-Антуанетта вообразила себя предводительницей великой армии; она уже слышала, как катятся к месту боя ее пушки, призванные не убивать, но наводить ужас, и радовалась испугу парижан, словно окончательной победе.
Окружавшие ее мужчины и женщины, хмельные от молодости, доверчивости и влюбленности, толковали о блестящих гусарах, могучих драгунах, страшных швейцарцах, шумливых канонирах и издевались над грубыми пиками с необструганными древками, не сознавая, что острие этих пик грозит гибелью благороднейшим умам Франции.
– Я, – прошептала принцесса де Ламбаль, – боюсь пики больше, чем ружья.
– Потому что смерть от пики более уродлива, дорогая моя Тереза, – со смехом отвечала королева. – Но, как бы там ни было, не тревожься. Наши парижские копейщики не стоят прославленных швейцарских копейщиков Мора, к тому же у швейцарцев есть в запасе не только пики, но и превосходные мушкеты, из которых они, благодарение Богу, стреляют с превеликой меткостью!
– О! За это я ручаюсь, – подтвердил господин де Безанваль.
Королева снова взглянула на г-жу де Полиньяк, чтобы узнать, вернули ли ей все эти доводы хоть немного спокойствия, но графиня, казалось, сделалась еще бледнее и печальнее.
Мария-Антуанетта, относившаяся к подруге с такой нежностью, которая частенько заставляла ее забывать о королевском достоинстве, тщетно пыталась развеселить ее.
Молодая женщина хранила прежнюю мрачность и, судя по всему, предавалась самым мучительным раздумьям.
Но отчаяние ее повлияло лишь на настроение королевы. Юные офицеры с прежним пылом обсуждали план предстоящей битвы, а командиры их беседовали с бароном де Арни.
В тот миг, когда это лихорадочное возбуждение достигло наивысшей точки, в покои королевы один, без охраны и без доклада, улыбаясь, вошел король.
Не в силах сдержать волнения, которым она заразила своих гостей, королева бросилась ему навстречу.
Все, кто был в ее покоях, при виде короля смолкли, и в комнате воцарилась мертвая тишина; каждый ждал слов властителя, одного из тех слов, что воодушевляют И покоряют.
Как известно, когда в воздухе скапливается много электричества, малейшего сотрясения оказывается достаточно, чтобы высечь искру.
В глазах придворных король и королева, двигавшиеся навстречу друг другу, были двумя электрическими зарядами, из столкновения которых не могла не возникнуть молния.
Итак, придворные с трепетом ожидали первых слов, какие сорвутся с королевских уст.
– Сударыня, – сказал Людовик XVI, – из-за сегодняшних происшествий мне забыли подать ужин; сделайте милость, позвольте мне отужинать здесь, у вас.
– Здесь? – изумленно повторила королева.
– С вашего позволения.
– Но.., ваше величество…
– Я нарушил вашу беседу. Ну что ж, за ужином мы ее продолжим.
Короткое слово «ужин» погасил? всеобщее возбуждение. Однако последняя фраза короля: «за ужином мы ее продолжим», – была произнесена с таким хладнокровием, что даже королева не могла не признать: за этим спокойствием кроется немалое мужество.
Конечно же, король хотел показать, насколько он выше сиюминутных страхов.
Увы! Дочь Марии-Терезии не могла поверить, что в такой час потомок Святого Людовика по-прежнему пребывает во власти пошлых физических потребностей.
Мария-Антуанетта заблуждалась. Король просто-напросто был голоден,
Глава 26.
КАК УЖИНАЛ КОРОЛЬ ВЕЧЕРОМ 14 ИЮЛЯ 1789 ГОДА
Мария-Антуанетта приказала накрыть для короля маленький столик прямо в ее покоях.
Однако дело пошло вовсе не так, как ожидала королева. Людовик XVI заставил всех ее приближенных умолкнуть лишь для того, чтобы они не отвлекали его от ужина.
Покуда Мария-Антуанетта пыталась вновь воодушевить своих сторонников, король поглощал яства.
Офицеры сочли это пиршество недостойным потомка Людовика Святого и глядели на короля с куда меньшим почтением, чем следовало бы.
Королева покраснела, она сгорала от нетерпения. Ее тонкая, аристократическая, нервная натура не могла постичь этого господства материи над духом. Она подошла к королю, надеясь, что это соберет вокруг его стола начавших расходиться придворных.
– Ваше величество, – спросила она, – нет ли у вас каких-нибудь приказаний?
– Что вы, сударыня, – отвечал Людовик с набитым ртом, – какие могут быть приказания? Разве что в эти тягостные дни вы станете нашей Эгерией.
И он мужественно продолжил сражение с начиненной трюфелями молодой куропаткой.
– Ваше величество, – ответила королева, – Нума был миролюбивый король. А нам сегодня, по всеобщему убеждению, потребен король воинственный, и если вашему величеству угодно искать примеры в древности, то, раз уж вы не можете сделаться Тарквинием, вам следовало бы стать Ромулом.
Король улыбнулся с почти блаженным спокойствием.
– А эти господа – люди воинственные? – спросил он, поворачиваясь к стоявшим поодаль офицерам.
Лицо его раскраснелось от еды, придворным же показалось, что оно воодушевлено отвагой.
– Да, ваше величество! – закричали они хором. – Мы мечтаем о войне! Мы хотим только одного – войны!
– Господа, господа! – остановил их король. – Мне, разумеется, весьма приятно сознавать, что при необходимости я могу на вас рассчитывать. Но в настоящую минуту я слушаюсь только двух наставников: Королевского совета и своего желудка; первый присоветует мне, как действовать впредь, а по совету второго я уже действую.
И он с хохотом протянул прислуживавшему ему офицеру измаранную салфетку.
Шепот изумления и гнева пробежал по толпе дворян, готовых по первому знаку короля пролить за него кровь.
Королева отвернулась и топнула ногой.
К ней подошел принц де Ламбеск.
– Видите, ваше величество, – сказал он, – король, без сомнения, полагает, подобно мне, что лучше всего обождать. Его величество действует так из осторожности, и, хотя я, к несчастью, не могу похвастать этой добродетелью, я уверен, что осторожность – качество по нашим временам весьма необходимое.
