– Сударь! Сударь! – вскричала королева, взмахнув руками так, словно хотела оттолкнуть Жильбера, стоявшего от нее не менее, чем в трех шагах.
– А между тем, – продолжал Жильбер, – вы приказали заключить меня в Бастилию. Вы сожалеете о ее захвате уже потому, что народ вызволил меня оттуда. Глаза ваши горят ненавистью к человеку, которого вам лично не в чем упрекнуть. И погодите, погодите, кто знает, не вернется ли к вам теперь, когда я ослабляю свое воздействие, вместе с дыханием сомнение?
И правда, как только Жильбер перестал управлять Марией-Антуанеттой посредством взгляда и жестов, она вскочила, как птица, которая, освободившись из-под душного стеклянного колпака, пытается снова запеть и взлететь над землей. Вид ее был грозен.
– Ах, вы сомневаетесь, вы смеетесь, вы презираете! Ну что ж! Хотите, ваше величество, я открою вам ужасную мысль, которая пришла мне в голову? Вот что я собирался сделать: выведать у вас самые задушевные, самые сокровенные тайны; заставить вас написать их здесь, за этим самым столом, и потом, разбудив вас, доказать вам посредством вашего собственного почерка, сколь невыдуманна власть, которую вы, судя по всему, отрицаете; а главное, сколь велико терпение, и, не побоюсь этого слова, благородство человека, которого вы давеча оскорбили, которого вы оскорбляете уже целый час, хотя он ни на мгновение не давал вам на то ни права, ни повода.
– Заставить меня спать, заставить меня говорить во сне, меня, меня! – вскричала королева, побледнев. – Да как вы смеете, сударь? Да знаете ли вы, что это такое? Знаете ли вы, чем это вам грозит? Ведь это же преступление – оскорбление королевской особы. Учтите: едва проснувшись, едва овладев собой, я приказала бы покарать это преступление смертью.
– Ваше величество, – отвечал Жильбер, не сводя глаз с охваченной волнением королевы, – не торопитесь обвинять и особенно угрожать. Конечно, я мог бы усыпить ваше величество; конечно, я мог бы вырвать у женщины все ее секреты, но, поверьте, я никогда не стал бы этого делать во время разговора королевы со своим подданным наедине, во время разговора женщины с чужим мужчиной. Повторяю, я мог бы усыпить королеву и нет для меня ничего легче, но я никогда не позволил бы себе ее усыпить, я никогда не позволил бы себе заставить ее говорить без свидетелей.
– Без свидетелей?
– Да, ваше величество, без свидетеля, который запомнил бы все ваши слова, все ваши движения, в конечном счете, все подробности сцены, чтобы по окончании сеанса у вас не осталось ни тени сомнения.
– Свидетель! – вскричала королева. – И кого же вы прочили в свидетели? Подумайте, сударь, это было бы преступно вдвойне, ибо у вас появился бы сообщник.
– А если бы этим сообщником стал не кто иной как король? – спросил Жильбер.
– Король! – воскликнула Мария-Антуанетта с ужасом, который выдает женщину сильнее, чем признание, сделанное во сне. – О, господин Жильбер! Господин Жильбер!
– Король, – спокойно повторил Жильбер, – король ваш супруг, ваша опора, ваш защитник. Король рассказал бы вам по вашем пробуждении, с каким почтением и достоинством я держался, доказывая свое умение достойнейшей из королев.
Договорил до конца, Жильбер дал королеве время оценить всю глубину его слов.
Королева несколько минут хранила молчание, нарушаемое только ее прерывистым дыханием.
– Сударь, – сказала она, – после всего, что вы мне сказали, вы должны стать моим смертельным врагом…
– Или испытанным другом, ваше величество.
– Невозможно, сударь, дружба не уживается со страхом и недоверием.
– Дружба между подданным и королевой может держаться единственно на доверии, которое внушает подданный. Вы это уже сами поняли, не правда ли? У кого с первого слова отняли возможность вредить – не враг, особенно когда он сам себе запретил пускать в ход свое оружие.
– Можно ли вам полностью доверять? – спросила королева, с тревожным вниманием вглядываясь в лицо Жильбера.
– Отчего бы вам мне не верить, ваше величество, ведь у вас есть все доказательства моей правдивости?
– Люди переменчивы, сударь, люди переменчивы.
– Ваше величество, я дал обет, какой давали некогда иные прославленные мужи, владевшие опасным оружием. Я буду пользоваться своими преимуществами только для того, чтобы отвести от себя удар. «Не для нападения, но Для защиты» – вот мой девиз.
– Увы! – смиренно сказала королева.
– Я понимаю вас, ваше величество. Вам больно видеть свою душу в руках врача, ведь вы негодовали даже когда вам приходилось доверять докторам свое тело. Будьте смелы, будьте доверчивы. Тот, кто на деле доказал вам ныне свою кротость, дает вам добрый совет. Я хочу вас любить, ваше величество; я хочу, чтобы все вас любили. Я представляю на ваш суд идеи, которые уже высказал королю.
– Берегитесь, доктор! – серьезно сказала королева. Вы поймали меня в ловушку; напугав женщину, вы думаете, что сможете управлять королевой.
– Нет, ваше величество, – ответил Жильбер, – я не жалкий торгаш. У меня одни убеждения, у вас, конечно же, другие. Я хочу сразу опровергнуть обвинение, которое вы выдвинули бы против меня – в том, что я напугал вас, дабы подчинить ваш разум. Скажу больше, вы первая женщина, в которой я вижу разом все страсти женщины и всю властность мужчины. Вы можете быть женщиной и другом. Вы способны в случае нужды соединить в себе все человечество. Я восхищаюсь вами и готов вам служить. Я готов вам служить, ничего не требуя взамен, единственно ради того, чтобы вас изучать. Более того, чтобы услужить вам, я предлагаю вот что,: если я покажусь вам слишком неудобной дворцовой мебелью, если впечатление от сегодняшней сцены не изгладится у вас, из памяти, настоятельно прощу вас, умоляю вас: прикажите мне удалиться.
– Приказать вам удалиться! – воскликнула королева с радостью, которая не укрылась от Жильбера.
– Ну что ж! Решено, сударыня, – ответил он с изумительным хладнокровием. – Я даже не стану говорить королю то, что собирался сказать, и уйду. Вам будет спокойнее, если я буду далеко?
Она взглянула на него, удивленная такой самоотверженностью.
– Я догадываюсь, ваше величество, о чем вы подумали, – продолжал он. – Будучи более сведущей, чем кажется на первый взгляд, в тайнах магнетического влияния, ваше величество сказали себе, что в отдалении я буду столь же опасен;
– Не понимаю!
– Очень просто, ваше величество. Человек, желающий нанести кому-либо вред теми средствами, в злоупотреблении которыми вы только что упрекали моих учителей и меня, способен столь же успешно сделать это, находясь в ста милях как и в тысяче миль или – в трех шагах! Впрочем, не тревожьтесь, ваше величество, я не буду делать никаких попыток.
Королева на секунду задумалась, не зная, что ответить этому странному человеку, заставлявшему ее отказываться от самых твердых своих решений.
Неожиданно в глубине коридоров послышались шаги;
