– Я вам повторяю, сударь, что я не знаю, кто такой господин Бокстель, и что я в первый раз слышу это имя.
– Вы не знаете, кто такой господин Бокстель, и вы тоже имели черный тюльпан?
– Как, разве есть еще один черный тюльпан? – спросила Роза, задрожав.
– Да, есть тюльпан господина Бокстеля.
– Какой он собой?
– Черный, черт побери!
– Без пятен?
– Без одного пятнышка, без единой точечки!
– И этот тюльпан у вас? Он здесь?
– Нет, но он будет здесь, так как я должен его выставить перед комитетом раньше, чем премия будет утверждена.
– Сударь! – воскликнула Роза. – Этот Исаак Бокстель, этот Исаак Бокстель, который выдает себя за владельца черного тюльпана…
– И который в действительности является им…
– Сударь, этот человек худой?
– Да.
– Лысый?
– Да.
– С блуждающим взглядом?
– Как будто так.
– Беспокойный, сгорбленный, с кривыми ногами?
– Да, действительно, вы черту за чертой рисуете портрет Бокстеля.
– Сударь, не был ли тюльпан в белом фаянсовом горшке с желтоватыми цветами?
– Ах, что касается этого, то я менее уверен, я больше смотрел на мужчину, чем на горшок.
– Сударь, это мой тюльпан, это тот тюльпан, который у меня украли! Сударь, это мое достояние! Сударь, я пришла за ним к вам, я пришла за ним сюда!
– О-о, – заметил ван Систенс, смотря на Розу, – вы пришли сюда за тюльпаном господина Бокстеля. Черт побери, да вы смелая бабенка!
– Сударь, – сказала Роза, несколько смущенная таким обращением, – я не говорю, что пришла за тюльпаном господина Бокстеля, я сказала, что пришла требовать свой тюльпан.
– Ваш?
– Да, тот, который я лично посадила и лично вырастила.
– Ну, тогда ступайте к господину Бокстелю в гостиницу «Белый лебедь» и улаживайте дело с ним. Что касается меня, то, так как спор этот кажется мне таким же трудным для решения, как тот, который был вынесен на суд царя Соломона,
[55]
на мудрость которого я не претендую, то я удовольствуюсь тем, что составлю свой доклад, констатирую существование черного тюльпана и назначу премию тому, кто его взрастил. Прощайте, дитя мое.
– О сударь, сударь! – настаивала Роза.
– Только, дитя мое, – продолжал ван Систенс, – так как вы красивы, так как вы молоды, так как вы еще не совсем испорчены, выслушайте мой совет. Будьте осторожны в этом деле, потому что у нас есть суд и тюрьма в Гаарлеме; больше того, мы очень щепетильны во всем, что касается чести тюльпанов. Идите, дитя мое, идите. Господин Исаак Бокстель, гостиница «Белый лебедь».
И господин ван Систенс, снова взяв свое прекрасное перо, стал продолжать прерванный доклад.
XXVI. Один из членов общества цветоводов
Роза вне себя, почти обезумевшая от радости и страха при мысли, что черный тюльпан найден, направилась в гостиницу «Белый лебедь» в сопровождении своего лодочника, здорового парня-фрисландца, способного в одиночку справиться с десятью Бокстелями.
В дороге лодочник был посвящен в суть дела, и он не отказался от борьбы, если бы это понадобилось. Ему внушили, что в этом случае он только должен быть осторожен с тюльпаном.
Дойдя до гостиницы, Роза вдруг остановилась. Ее внезапно осенила мысль.
– Боже мой, – прошептала она, – я сделала ужасную ошибку, я, быть может, погубила и Корнелиуса, и тюльпан, и себя. Я подняла тревогу, я вызвала подозрение. Я ведь только женщина; эти люди могут объединиться против меня, и тогда я погибла. О, если бы погибла только я одна, это было бы полбеды, но Корнелиус, но тюльпан…
Она на минуту задумалась.
«А что, если я приду к Бокстелю, и окажется, что я не знаю его, если этот Бокстель не мой Якоб, если это другой любитель, который тоже вырастил черный тюльпан, или если мой тюльпан был похищен не тем, кого я подозреваю, или уже перешел в другие руки. Если я узнаю не человека, а только мой тюльпан, чем я докажу, что этот тюльпан принадлежит мне?
С другой стороны, если я узнаю в этом обманщике Якоба, как знать, что тогда произойдет. Тюльпан может завянуть, пока мы будем его оспаривать. О, что же мне делать? Как поступить? Ведь дело идет о моей жизни, о жизни бедного узника, который, быть может, умирает сейчас».
В это время с конца Большого рынка донесся сильный шум и гам. Люди бежали, двери раскрывались, одна только Роза оставалась безучастной к волнению толпы.
– Нужно вернуться к председателю, – прошептала она.
– Вернемся, – сказал лодочник.
Они пошли по маленькой улочке, которая привела их прямо к дому господина ван Систенса; а тот прекрасным пером и прекрасным почерком продолжал писать свой доклад.
Всюду по дороге Роза только и слышала разговоры о черном тюльпане и о премии в сто тысяч флоринов.
Новость облетела уже весь город.
Розе стоило немало трудов вновь проникнуть к ван Систенсу, который, однако, как и в первый раз, был очень взволнован, когда услышал магические слова «черный тюльпан».
Но, когда он узнал Розу, которую он мысленно счел сумасшедшей или еще хуже, он страшно обозлился и хотел прогнать ее. Роза сложила руки и с искренней правдивостью, проникавшей в душу, сказала:
– Сударь, умоляю вас, не отталкивайте меня; наоборот, выслушайте, что я вам скажу, и если вы не сможете восстановить истину, то, по крайней мере, у вас не будет угрызений совести из-за того, что вы приняли участие в злом деле.
Ван Систенс дрожал от нетерпения; Роза уже второй раз отрывала его от работы, которая вдвойне льстила его самолюбию и как бургомистра, и как председателя общества цветоводов.
– Но мой доклад, мой доклад о черном тюльпане!
– Сударь, – продолжала Роза с твердостью невинности и правоты, – сударь, если вы меня не выслушаете, то ваш доклад будет основываться на преступных или ложных данных. Я вас умоляю, сударь, вызовите сюда этого господина Бокстеля, который, по-моему, является Якобом, и я клянусь богом, что, если не узнаю ни тюльпана, ни его владельца, то не стану оспаривать права на владение тюльпаном.
