Один из офицеров ушел за Бокстелем.
Ван Систенс продолжал допрос.
– На чем же вы основываете, – спросил он, – утверждение, что черный тюльпан принадлежит вам?
– Да очень просто, на том, что я его лично сажала и выращивала в своей комнате.
– В вашей комнате? А где находится ваша комната?
– В Левештейне.
– Вы из Левештейна?
– Я дочь тюремщика крепости.
Принц сделал движение, которое как будто говорило: «Ах, да, теперь я припоминаю».
И, притворяясь углубленным в книгу, он с еще большим вниманием, чем раньше, стал наблюдать за Розой.
– А вы любите цветы? – продолжал ван Систенс.
– Да, сударь.
– Значит, вы ученый цветовод?
Роза колебалась один момент, затем самым трогательным голосом сказала:
– Господа, ведь я говорю с благородными людьми?
Тон ее голоса был такой искренний, что и ван Систенс и принц одновременно ответили утвердительным кивком головы.
– Ну тогда я вам скажу. Ученый цветовод не я, нет. Я только бедная девушка из народа, бедная фрисландская крестьянка, которая еще три месяца назад не умела ни читать, ни писать. Нет, тюльпан был выращен не мною лично.
– Кем же он был выращен?
– Одним несчастным заключенным в Левештейне.
– Заключенным в Левештейне? – сказал принц.
При звуке этого голоса Роза вздрогнула.
– Значит, государственным преступником, – продолжал принц, – так как в Левештейне заключены только государственные преступники.
И он снова принялся читать или, по крайней мере, притворился, что читает.
– Да, – прошептала, дрожа, Роза, – да, государственным преступником.
Ван Систенс побледнел, услышав такое признание при подобном свидетеле.
– Продолжайте, – холодно сказал Вильгельм председателю общества цветоводов.
– О сударь, – промолвила Роза, обращаясь к тому, кого она считала своим настоящим судьей, – я должна признаться в очень тяжелом преступлении.
– Да, действительно, – сказал ван Систенс, – государственные преступники в Левештейне должны содержаться в большой тайне.
– Увы, сударь.
– А из ваших слов можно заключить, что вы воспользовались вашим положением дочери тюремщика и общались с ними, чтобы вместе выращивать цветы.
– Да, сударь, – растерявшись, прошептала Роза, – да, я должна признаться, что виделась с ним ежедневно.
– Несчастная! – воскликнул ван Систенс.
Принц поднял голову и посмотрел на испугавшуюся Розу и побледневшего председателя.
– Это, – сказал он своим четким, холодным тоном, – это не касается членов общества цветоводов; они должны судить черный тюльпан, а не касаться государственных преступлений. Продолжайте, девушка, продолжайте.
Ван Систенс красноречивым взглядом поблагодарил от имени тюльпанов нового члена общества цветоводов.
Роза, ободренная подобным обращением незнакомца, рассказала все, что произошло в течение последних трех месяцев, все, что она сделала, все, что она выстрадала. Она говорила о суровостях Грифуса, об уничтожении им первой луковички, об отчаянии заключенного, о предосторожностях, которые она приняла, чтобы вторая луковичка расцвела, о терпении заключенного, о его скорби во время разлуки; как он хотел уморить себя голодом в отчаянии, что ничего не знает о своем тюльпане; об его радости, когда они помирились, и, наконец, об их обоюдном отчаянии, когда они увидели, что у них украли черный тюльпан через час после того, как он распустился.
Все это было рассказано с глубокой искренностью, которая, правда, оставила бесстрастным принца, если судить по его внешнему виду, но произвела глубокое впечатление на ван Систенса.
– Но, – сказал принц, – вы ведь только недавно знакомы с этим заключенным?
Роза широко раскрыла глаза и посмотрела на незнакомца, который отклонился в тень, избегая ее взгляда.
– Почему, сударь? – спросила она.
– Потому, что прошло только четыре месяца, как тюремщик и его дочь поселились в Левештейне.
– Да, это правда, сударь.
– А может быть, вы и просили о перемещении вашего отца только для того, чтобы следовать за каким-нибудь заключенным, которого переводили из Гааги в Левештейн?
– Сударь, – сказала, покраснев, Роза.
– Договаривайте, – сказал Вильгельм.
– Я сознаюсь, я знала заключенного в Гааге.
– Счастливый заключенный! – заметил, улыбаясь, Вильгельм.
В это время вошел офицер, который был послан за Бокстелем, и доложил, что тот, за кем он был послан, следует за ним с тюльпаном.
XXVII. Третья луковичка
Едва офицер успел доложить о приходе Бокстеля, как тот уже вошел в гостиную ван Систенса в сопровождении двух людей, которые в ящике внесли драгоценный предмет и поставили его на стол.
Принц, извещенный о том, что принесли тюльпан, вышел из кабинета, прошел в гостиную, полюбовался цветком, ничего не сказал, вернулся в кабинет и молча занял свое место в темном углу, куда он сам поставил себе кресло.
Роза, трепещущая, бледная, полная страха, ждала, чтобы ее тоже пригласили посмотреть тюльпан. Она услышала голос Бокстеля.
– Это он! – воскликнула она.
Принц сделал ей знак, чтобы она взглянула сквозь приоткрытую дверь в гостиную.
– Это мой тюльпан! – закричала Роза. – Это он, я его узнаю! О мой бедный Корнелиус!
И она залилась слезами.
Принц поднялся, подошел к двери и стоял там некоторое время так, что свет падал прямо на него.
Роза остановила на нем свой взгляд. Теперь она была совершенно уверена, что видит этого незнакомца не в первый раз.
– Господин Бокстель, – сказал принц, – войдите-ка сюда.
Бокстель стремительно вбежал и очутился лицом к лицу с Вильгельмом Оранским.
– Ваше высочество! – воскликнул он, отступая.
– «Ваше высочество»! – повторила ошеломленная Роза.
При этом восклицании, которое раздалось слева от него, Бокстель повернулся и заметил Розу.
Увидев ее, завистник вздрогнул всем телом, как от прикосновения к Вольтову столбу.
[56]
p>
