– Вы поразительный человек, ваше высочество, – вздохнула Амалия, пристально изучая своего собеседника. – Привезли мне подлинник документа государственной важности…
– Да, – просто ответил Михаил. – Он хранится в королевском кабинете, но король редко заглядывает в этот ящик. Я подумал, что вы должны знать, потому что… я ценю людей, которые предпочитают играть честно. И вы были очень добры ко мне, – добавил он, волнуясь.
У Амалии уже голова шла кругом. Она отдала наследнику конверт и, облокотившись на стол, задумалась. Работа в особой службе научила ее искать в любом событии скрытый смысл, но беда в том, что при таком подходе самые простые вещи начинают казаться чудовищно сложными. Вот пример простого подхода: князь Михаил показал Амалии документ, потому что она ему приглянулась. Пример сложного подхода: документ – подделка, Амалию хотят втянуть в грязную игру спецслужб, хотят использовать каким-либо образом, к примеру, заставить ее отказаться от попыток заключить нужный России договор. Амалия услышала, что наследник спрашивает ее о чем-то, и подняла глаза.
– Вы мне не в-верите?
– Просто я удивлена. После того, как король Владислав называл государя «дорогой друг»… – Она оборвала фразу на полуслове и едва заметно поморщилась.
Михаил вздохнул. Так как он испытывал к Амалии симпатию, он счел вполне естественным, что ее покоробила откровенность, с которой его дядя отзывался о России.
– Ваше высочество, верно ли я понимаю, что его величество будет оттягивать подписание соглашения о нейтралитете до последнего, но никогда не признает прямо, что вообще не собирается его подписывать?
– Это вполне в х-характере моего кузена, – сдержанно ответил наследник.
– И я потеряю время, но ничего не добьюсь… Ах, какая досада! – покачала головой Амалия. – Я была уверена, что мне придется провести в Любляне несколько месяцев, и арендовала Тиволи на этот срок, а теперь… Теперь, похоже, в моем пребывании здесь нет никакого смысла.
С некоторым опозданием сообразив, что Амалии теперь и в самом деле нечего делать в Иллирии, князь растерялся и забормотал нечто нечленораздельное. Он напомнил о скачках, о планах короля насчет казино и даже объявил, что госпоже баронессе по праву надлежит быть царицей здешнего света. Его собеседница мягко улыбалась и с виду словно колебалась, уступить ли ей доводам своего гостя, но на самом деле терялась все больше. Если князь Михаил и в самом деле призван был ей внушить, что она ничего не добьется от Стефана, он должен был горячо поддержать ее желание уехать. Вместо этого наследник уговаривал ее остаться, причем было видно, что он делает это совершенно искренне и без какой-либо задней мысли.
Наконец Амалия соблаговолила сказать, хотя она подумает, но ей не всегда принадлежит право принимать решения, что лично ей очень понравилось в Любляне и она всегда рада обществу его высочества. И Михаил просиял так, словно имел дело не с высокопоставленным российским агентом, а просто с очаровательной во всех отношениях дамой, с которой они только что приятнейшим образом беседовали не о государственных секретах, а о том, какая на улице стоит прекрасная погода.
Выпроводив князя, который несколько раз поцеловал ей руки и чуть не забыл на столе конверт с завещанием короля Владислава, Амалия написала записочку Петру Петровичу и попросила его заглянуть в Тиволи, как только он освободится.
Резидент явился ближе к вечеру, и Амалия пересказала ему все, что удалось узнать, не упоминая, впрочем, кто именно доставил ей бесценный документ. Услышав о завещании, Петр Петрович изменился в лице, а узнав, как именно рекомендовал с ними обращаться покойный король, вообще стал сам не свой.
– Собственно говоря, наличие этого документа может многое изменить, – сказала Амалия. – Однако меня волнует другое: каким образом, Петр Петрович, вы могли упустить из виду существование такой важной бумаги?
Оленин заохал, схватился за голову и стал преувеличенно каяться. Он отлично понимал, что проштрафился, и не собирался отрицать свою вину.
– Полно вам, Петр Петрович, – прервала Амалия его излияния. – Давайте говорить начистоту. Лично я хочу сказать вот что: король скончался отнюдь не вчера, а полковник Войкевич, который писал завещание под диктовку его величества, вовсе не склонен хранить секреты, за которые ему могут заплатить. Наверняка австрийцы, сербы и не знаю кто еще уже отлично осведомлены о плане, который старый король оставил Стефану. Судя по этому, вы должны были понять – что-то нечисто, и постараться навести справки.
Однако Петр Петрович покачал головой и твердо сказал, что он постоянно общается и с австрийцами, и с немцами, и с сербами, и с итальянцами и готов поручиться, что они никак не обнаруживали своего знакомства со злосчастным завещанием, да и информаторы тоже никогда ни о чем таком не упоминали. Амалии оставалось только поверить ему на слово, однако категоричность Оленина разбудила в ней старые подозрения. Что, если документ все-таки не был настоящим? Что, если князь с его открытым, простодушным лицом пытается заманить ее в ловушку?
То же самое ей сказал и Петр Петрович.
– Госпожа баронесса, насколько мы можем доверять лицу, которое показало вам документ? И откуда вообще известно, что это завещание – подлинное?
Однако перед мысленным взором Амалии вновь возник конверт, который явно открывали уже не раз, листки, заверенные королевской печатью. И самое главное – неповторимый стиль завещания, который вполне согласовывался с характером покойного короля.
– Полагаю, что завещание настоящее, и лицо, которое мне его показало, действовало с самыми благими намерениями, – промолвила Амалия сдержанно. – Кроме того, теперь становится ясно, почему, несмотря на все старания Лотты Рейнлейн, австрийцам до сих пор не удалось закрепиться в Дубровнике.
– Да, Лотта Рейнлейн… – вздохнул Петр Петрович. – Вам известно, что она пытается вбить клин между королем и полковником?
– В самом деле? – подняла брови Амалия. – Что ж, в таком случае, возможно, нам удастся найти с полковником общий язык.
– Это будет нелегко, госпожа баронесса.
– Сами посудите: человек, который знает все, что творится во дворце, и при всей своей… скажем так, открытости умалчивает о самом важном… Любопытная личность этот Войкевич, вы не находите?
– Не нахожу, – признался резидент. – Он мерзавец и возвысившийся хам. Не знаю, почему он умолчал о завещании. Хотя мотив его, скорее всего, самый простой – содержание документа известно очень узкому кругу лиц, и если бы все вдруг о нем узнали, найти источник утечки не составило бы труда. Что ни говори, а это попахивает государственной изменой.
– Если он ставит осторожность выше алчности – он человек разумный, – возразила Амалия. – Значит, с ним можно иметь дело.
Петр Петрович не стал спорить. Он прекрасно знал, что у женщины куда больше способов приручить мужчину, чем у мужчины – укротить другого мужчину. Тем не менее он счел нужным донести до баронессы свою точку зрения.
