— Я не вижу причин, — сказал президент, — по которым мы должны наказывать ее за то, что муж у нее — козел. Нет. Нет. Позвоните ей. Прямо сейчас. И скажите, что мы на ее стороне. Во всем. Скажите, — и президент бросил на Хейдена полный значения взгляд, — что на ее стороне весь Белый дом. Да, так и скажите. От моего имени.
— Хорошо, сэр. — И Грейдон положил трубку.
— Так, — произнес президент. — Хейден.
— Да, сэр, — печально откликнулся глава президентского персонала.
— Я думаю, что нам следует побольше узнать об этом… муже.
— Но, сэр, — взмолился Хейден, — мы же не станем… нет, сэр. Прошу вас.
— ФБР ведь уже изучило его прошлое — во всех подробностях, так?
— Так, сэр, однако…
— Хейден, — улыбнулся президент. — Время колебаний закончилось.
[38]
Под вечер того же дня Грейдон и Хейден встретились в клубе «Ретрополитен», где Пеппер, которой предстояло прилететь из Нью-Йорка, должна была в последний раз встретиться с «коллегией душегубов». Хейден приветствовал Грейдона саркастическим:
— Большое спасибо. Вы здорово помогли мне при утреннем разговоре с шефом.
— А что я мог сказать? — пожал плечами Грейдон. — Я как-то уже привык к ее лицу.
— Все это кончится слезами, — сказал Хейден. — Или кровью. Митчелл раскалился добела.
— Декстер Митчелл — лошадиная задница, — сказал Грейдон, — но не дурак. Он знает, какой у нее рейтинг. Народ хочет, чтобы она заседала в суде.
— Вот уж не думал, что вы такой популист, — сказал Хейден.
— А я и не популист. Однако толпе стоит время от времени бросать кусок, которого она жаждет. Это ее успокаивает.
— Беру мои слова обратно. Вам ведь известно, о чем попросил меня шеф, не так ли?
— Я бы на вашем месте приготовился к тому, чтобы со всевозможной искренностью взглянуть в глаза членов большого жюри и сказать: «Я действительно не понимаю, о чем говорит специальный прокурор
[39]
».
— Спасибо. А самому специальному прокурору я что скажу?
— Ну, — произнес, улыбнувшись совершенно как Чеширский Кот, Грейдон, — что-нибудь да придумаете. А если не придумаете, я буду навещать вас по воскресеньям в тюрьме. Приносить вам круассаны и напильники.
Подставные сенаторы один за другим занимали места за комитетским столом. Вскоре появилась, опоздав всего на пятнадцать минут, и Пеппер. Выглядела она так, точно день этот дался ей нелегко. Грейдон тепло поздоровался с ней, Хейден ограничился коротким рукопожатием и кивком.
— И я тоже рада вас видеть, — негромко сказала Пеппер.
— Мне очень жаль, что ваш муж пытается поднять шум, — сказал Грейдон. — Но, как я уже говорил вам утром по телефону, президент полностью на вашей стороне.
И он подчеркнуто добавил:
— И мистер Корк тоже.
Хейден поджал губы.
— У вас усталый вид, — сказал Грейдон. — Ну что, готовы?
— Да, — без энтузиазма ответила Пеппер.
Несколько часов Хейден и прочие осыпали ее вопросами — о неприкосновенности частной жизни, о межштатной торговле, о правомерности использования Восьмой поправки
[40]
в деле «Мискимин против „Инконтинентал Эйрлайнс“».
[41]
Затем Хейден, откашлявшись, произнес:
— А теперь, судья Картрайт, не могли бы вы сообщить нам ваше мнение о том, следует ли учитывать обстоятельства личной жизни человека, принимая решение о его — или ее — пригодности для высокого государственного поста?
Несколько секунд Пеппер молча смотрела на него, затем сказала:
— Видите ли, сенатор, это, надо полагать, зависит от поста, не так ли?
— То есть?
— Представим себе, что некая гипотетическая личность оказывается членом «Аль-Каиды», или торговцем оружием, или проституткой. Думаю, это обстоятельство следовало бы учесть, если бы ее выдвигали на пост члена Верховного суда, или Государственного секретаря, или на какой-то другой в этом роде. Однако, если бы она баллотировалась, ну, скажем, в сенат, я назвала бы столь нечестивое прошлое лишним доводом в ее пользу.
«Сенаторы» прыснули.
Хейден покачал головой:
— Вы действительно собираетесь сказать это на слушаниях?
— Не знаю, Корки, — ответила Пеппер и зевнула. — Пока я хочу лишь одного — чтобы этот день поскорее закончился, понимаете?
— Не могли бы вы не называть меня так? — покраснев, попросил Хейден.
— Я вовсе не хотела обидеть вас. Мой мозгоправ говорит, что я таким образом защищаюсь от неуверенности в себе.
У Хейдена округлились глаза.
— Вы… вы сказали «мозгоправ»?
— Ну да, психиатр. Знаете, человек, который помогает тебе навести порядок на твоем чердаке.
— Вы хотите сказать, что находитесь под наблюдением психиатра?
— Конечно. Как и все, кто живет в Нью-Йорке. А здесь разве не так — столько переживаний и прочее?
Хейден лихорадочно перелистывал страницы:
— Я не… не помню, чтобы это было в вопроснике. Но ведь вы не включили эти сведения в вашу…
Пеппер изобразила скромную улыбку:
— Нет, сэр, не включила. Это вроде как дело глубоко личное.
— Боже милостивый, — пролепетал Хейден. — Но это же…
— Просто я не хотела добавлять вам новые хлопоты. А насчет обращения к мозгоправу — мне в общем-то выбирать особо не приходилось.
— Что значит «не приходилось»? — просипел Хейден.
— Ну, понимаете, — Пеппер пожала плечами, — мне более-менее приказали подыскать себе такого.
