Такого сорта. Джейк почувствовал, как в нем закипает злость, но тут увидел свое отражение в окне ближайшего коттеджа. Грязная, рваная одежда, небритый подбородок. Когда он в последний раз принимал ванну? Был в прачечной? Появиться в таком виде перед Мэри было невозможно. Джейк поднял рюкзак и повернул прочь.
Он вернулся в Саутгемптон просто потому, что не мог придумать, куда поехать. В пабе рядом с доками он взял двойную порцию самого дешевого виски. Какие-то парни пристально разглядывали его — слишком длинные волосы, акцент, от которого так и не удалось избавиться за годы жизни в Англии. Джейк понял, что их, как и его самого, тянет в драку. Он улыбнулся и сжал кулаки.
Фейт полностью перестроила свою жизнь. Гай был частью прошлого, с которым давно следовало проститься. Больше никаких шестипенсовиков. Надо забыть о доме в лесу, который напоминал ей Ла-Руйи, и откладывать деньги на квартиру в Кемден-тауне или в западной части Лондона. Фейт выкинула в мусорное ведро кипу фотографий, открыток, памятных вещей. Она смяла в комок любовные письма Гая и бросила их в печь. Потом поднесла спичку и стала наблюдать, как исчезают в огне серые кружевные обрывки бумаги. Однажды поздно вечером она вынула из гардероба платье «холли-блю». Старая ткань поредела в швах, подол побила моль. Фейт довершила работу, начатую временем: разорвала швы, оторвала рукава и воротник, так что осталась лишь кучка голубых лоскутков.
Она позвонила друзьям, с которыми не встречалась, пока длился ее роман с Гаем Невиллом. С ними она начала ходить в кино, театры, в гости. В элегантном особняке с белыми стенами она пила коктейли и танцевала с незнакомцем. Его губы касались ее волос, незнакомые руки перебирали косточки позвоночника. В полночь они уехали с вечеринки вместе. В его комнате, где стояла пишущая машинка и повсюду лежали книги и кипы бумаг, Фейт провела с ним ночь. Это не было похоже на ту ночь, которую она провела когда-то с Руфусом; теперь она знала, как извлекать удовольствие из таких встреч. «Гай был хорошим учителем», — думала она, глядя в потолок и улыбаясь.
Рано утром ее случайный знакомый встал с постели и принес ей кофе.
— Извини, нет ни молока, ни сахара. Забыл купить. Ничего?
Он сидел голый на стуле у письменного стола и смотрел на нее.
В сером утреннем свете Фейт разглядела его худобу. Взглянув на сваленные на полу книги, она спросила:
— Ты писатель?
— Пишу автобиографию, — ответил он. — Думаю назвать ее «Разрушитель миров». Помнишь, что сказал Оппенгеймер,
[48]
когда увидел первое испытание атомной бомбы? «Я стал смертью, разрушителем миров». — Он закурил. — Понимаешь, я был военнопленным, когда сбросили бомбу на Хиросиму. Я видел белую вспышку. Когда я закрываю глаза, я часто вижу ее снова. Она похожа на второе солнце.
Фейт выпила кофе и оделась. Когда мужчина спросил ее адрес и номер телефона, она уклонилась от ответа. Она не хотела связывать себя. В выходные Фейт, после месячного перерыва, поехала в Херонсмид. Ей пришлось закусить губу, чтобы остановить поток сердитых восклицаний по поводу творившегося там беспорядка. Гора грязной одежды на полу в спальне, протечка в раковине, из-за которой стиральный порошок и мыло превратились в кашу… Фейт полоскала рубашки Ральфа, звонила водопроводчику, а внутри росло чувство глубокой обиды. Уезжая из Норфолка, она ни разу не взглянула из окна вагона на отца, который махал ей рукой с платформы.
Как-то в пятницу, после обеда, в магазине зазвонил телефон. Фейт сняла трубку и услышала голос Джейка.
— Фейт? Это ты? Прости, Фейт. У меня неприятности.
Он звонил из полицейского участка в Саутгемптоне. Его забрали за пьянство и нарушение общественного порядка. У него не было денег, чтобы заплатить штраф.
Она поехала на машине в Саутгемптон. В честь предстоящей коронации
[49]
там развевались красные, белые и синие флаги. Витрины магазинов украшали вырезанные из журналов фотографии новой королевы. Все это раздражало. Фейт вообще предпочла бы, чтобы сейчас была зима, это больше соответствовало бы ее мрачному настроению.
Она заплатила штраф, и Джейка освободили. Большие багровые синяки на подбородке, черно-желтый фонарь под глазом. «Ему было дано все, — подумала Фейт, — внешность, ум, обаяние, — но все впустую».
— Что ты сделал с собой! — прошептала она дрожащим голосом и быстро пошла к фургону.
На обратном пути в Лондон она гнала фургон что было сил. И только едва не столкнувшись с мопедом, затормозила и остановилась у обочины, чтобы унять сердцебиение. Джейк спал; она не смотрела на него, сосредоточив внимание на дороге.
Припарковав фургон на пустыре рядом с магазином, Фейт услышала:
— Прости. Не беспокойся, я расплачусь с тобой.
Она резко повернулась и захлопнула дверь в магазин, предоставив Джейку одному подниматься в квартиру.
В магазине ее ждала самая утомительная работа. Вытереть пыль с полок, проверить последние поступления, подколоть булавками подолы платьев. Когда она закончила подсчет выручки, позвонил Ральф. Он пространно говорил о погоде, огороде, птичьих гнездах под крышей, но Фейт не слушала. Спустя некоторое время она перебила его, положила трубку и поднялась наверх. Джейк хозяйничал на кухне.
— У тебя не много еды.
— Давно ничего не покупала, — через силу процедила она.
Лицо Джейка было бледно, щеки ввалились. Рука замотана кухонным полотенцем.
— Я приготовил вот это. — Он показал на салат, хлеб и вытряхнутый из консервной банки колбасный фарш, розовый и блестящий. — Надеюсь, сойдет.
— Что у тебя с рукой?
— Порезался, когда открывал банку. — Он показал на колбасный фарш. — Чертова жестянка.
Фейт развернула полотенце. Рана была во всю ладонь.
— Лучше бы попал по запястью, — усмехнулся он. — Перерезал бы вену…
— Не говори глупостей, Джейк, — холодно сказала она и вышла в ванную за пластырем и ватой.
— Прости, Фейт, что я так обременяю тебя… — донеслось до нее из кухни.
Бутылка с дезинфицирующим раствором задрожала у нее в руках. «Моя семья, — подумала Фейт, — действительно стала для меня бременем, клеткой, в которой я оказалась заперта».
Джейк подошел к дверям ванной. На мгновение Фейт увидела в его глазах отчаяние, которое обычно скрывалось за обаянием. Потом почувствовала запах спиртного.
— Ты выпил.
— Всего лишь пару кружек пива в пабе.
— Пятьдесят фунтов, Джейк! — прошипела она. — Мне пришлось заплатить пятьдесят фунтов в суде за твое освобождение! Да еще адвокат пришлет счет. Видимо, ты надеешься, что я его тоже оплачу!
