— Кто этот Эсмонд? Ваш муж? — спросил начальник участка, которому только что позвонил старший помощник министра внутренних дел, сообщил, что работа полиции на любом уровне — арестовывать преступников, а не рушить их дома, и на этом закончил разговор, не дожидаясь ответа. — Он мне сказал: «Эти дела пусть творит „Аль-Каида“», — поделился он с Верой.
— Если вы про моего брата, то фамилия у него не Каида. Его зовут Альберт Понтсон. Куда он девался? Я оставила на него Эсмонда, и Альберт должен был его беречь от моего мужа, который пытался его убить.
— Какая жалость, что у него не получилось, — пробормотал начальник участка, которого вся эта семейка основательно достала, но тут же пожалел о сказанном. Вера соскочила с кровати и кинулась на него с разбегу. Стул вместе с ним рухнул на пол, попутно приложив начальника участка головой об угол прикроватной тумбочки. Врач и две медсестры отвезли его на каталке в отделение неотложной помощи и наложили десять швов.
Старший инспектор наблюдал за тем, как силами нескольких полицейских Веру снова водворили на кровать и заковали в наручники на щиколотках.
— Попробуете еще раз вскочить с кровати — эти штуки вам все ноги переломают, — предупредили Веру.
Та откинулась на подушки и заплакала:
— Я хочу знать, что мой брат Альберт сделал с Эсмондом. Мой муж пытался убить его. Я вам говорила.
— В смысле, он пытался убить мистера Понтсона. Зачем?
— Потому что он сказал, что его трое.
— Трое? У вашего мужа есть брат-близнец? В смысле, два брата-близнеца, они тройняшки? Вы это хотите сказать? В таком случае, откуда вы тогда знаете, с которым из них спите?
— Не понимаю, о чем вы вообще! — завопила Вера.
— Теперь нас таких двое. А, ну конечно, ваш муж попытался убить троих Понтсонов. Что ж, я его понимаю. Одного жулика Аля хватило бы.
Вера полоумно вытаращилась на него.
— Я этого не говорила. Не надо вкладывать в мои уста лишнего, — заныла она, желая, чтобы кто-нибудь вложил туда нелишнее.
Старший инспектор приложил все усилия, чтобы прояснить собственное сознание, и начал заново:
— Скажите мне одно: кто пытался убить двоих? Больше я ничего не хочу знать.
— Хорэс.
— И Хорэс — это ваш муж?
— Конечно. Мы женаты двадцать лет.
— Хорошо. Понял. Сейчас он чем-то болеет и, как вы утверждаете, попытался убить Эсмонда. Эсмонд — ваш единственный сын?
— Да. Он кидался на него с разделочным ножом.
Старший инспектор задал ей вопрос, который счел совершенно уместным:
— А Эсмонд — в самом деле ваш сын? В смысле, может, ходили налево и булочка-то в духовке запеклась от другого?
Таких выражений Вера прежде не слышала.
— Это как? Я ужин готовила в тот момент.
— Я имел в виду, что у вас, может, случился роман на стороне, а не с мужем, и вы забеременели, когда он в вас эякулировал?
— Когда он в меня что? — уточнила Вера, чьи романтические чтения ограничили ее словарь.
— Когда он в вас слил.
— Слил? В смысле?
— Ладно, скажем — когда вы занимались любовью.
— Если б даже мы и занимались, он должен был быть там. Но мы и не занимались.
— Ладно-ладно, забыли. Я пытаюсь разобраться, почему ваш муж хотел заколоть вашего сына. Вот и все. Должна же быть какая-то причина.
— Он сказал, это оттого, что Эсмонд — вылитый он.
— Я бы предположил, что это как раз гарантирует ему, что вы не изменяли ему с другим мужчиной, — сказал старший инспектор.
— Я же вам сказала — я не такая. Я всегда была абсолютно верна.
Старший инспектор запросто готов был в это поверить. Даже сексуальный маньяк не положил бы глаз на Веру Ушли. И муж у нее, скорее всего, страшилище. На этой ноте он закончил беседу и отправился поглядеть, как себя чувствует начальник участка. Никак. Швы легли плохо, пришлось переделывать.
— Ад и ужас. Еще немного, и я сам слечу с катушек.
— Да и я тоже. В деле чуднее мне разбираться еще никогда не приходилось.
Глава 26
Хорэсу путешествие тоже не нравилось. Стоило им выбраться из Темзы и отплыть от Англии, как начался шторм, а до Голландии было еще далеко. Трамповый пароход явно соответствовал своей репутации и болтался в волнах Северного моря так, что Хорэс Ушли не на шутку обеспокоился. Волны то колотили судно в нос, то, когда ветер менялся, лупили поочередно в борта, и Хорэса, спрятавшегося в убогой каюте, бросало так, что в конце концов начало немилосердно тошнить. Умывальника в каюте парохода, понятно, не было, ему пришлось, спотыкаясь, безуспешно искать туалет, и он просто выблевал все за борт, отчаянно вцепившись в ржавые леера и промокнув насквозь. Пароход меж тем, судя по движению воды, стоял на месте, за кормой Хорэс не увидел никакого дыма, а значит, двигатель был заглушен, а винты застопорены. Знай Хорэс хоть что-то о мореплавании, он бы понял, почему корабль постоянно меняет курс. И его это понимание взволновало бы куда сильнее. Его буквально смертельно тошнило, и он искал ведро — забрать с собой в каюту и блевать там. Теперь он жалел, что не полетел самолетом. Даже если бы самолет рухнул, смерть наступила бы мгновенно. Но этот путь для него был закрыт. Пришлось бы показывать паспорт, а в чемодане почти наверняка нашли бы все его деньги.
Когда двигатель снова завелся и корабль двинулся к водам поспокойнее, он наконец уснул.
Наутро Хорэс вылил содержимое ведра в иллюминатор и извлек купленную в Лондоне карту Европы. Ему пришлось смириться с тем, что совсем не умеет выдерживать качку и еще одной ночи в подобных жутких условиях просто не осилит. Он сойдет на берег в Голландии и по-прежнему сможет сохранять в тайне свой маршрут, если двинется дальше разными поездами так, как ни один пассажир дальних рейсов не стал бы делать. Но карта оказалась недостаточно подробной — на ней не было никаких железнодорожных линий, кроме основных — скоростных междугородних.
Наверстывая упущенное, Хорэс решил добраться до Берлина самым изощренным путем, какой сможет придумать. Бросив большую часть багажа, он сошел с парохода, но в Берлине оказался лишь через неделю после того, как отчалил из Лондона. По прибытии немедленно обменял крупную сумму в фунтах на евро — понемногу в разных банках и обменных пунктах. В тот вечер он сел на автобус в восточной части города, которая когда-то была под русскими, и провел ночь в наидешевейшей гостинице, какую только смог отыскать. Он решил чередовать поезд и автобус и выехать из Германии зигзагами. У него была единственная цель — замести следы, и где бы он ни останавливался, везде называл новое имя. Он удачно купил паспорт у одного пьяного англичанина, приехавшего в Мюнхен на футбольный матч, а потом и еще один — у человека с бородой в Зальцбурге. Два дня он безуспешно пытался отрастить усы, но в итоге при пересечении итальянской границы не пригодились ни усы, ни паспорт.
