Ранее, после прекрасного завтрака в столовой, где ему достался столик у окна, управляющий гостиницей, говоривший на хорошем английском, поинтересовался, не желает ли Хорэс английскую газету. Хорэс согласился, но выразил удивление доступностью английской прессы в Испании.
— В Каталонию, сеньор, — любезно ответил управляющий, — летом их доставляют каждый день. Зимой приходится выходить за ними в город. Это недалеко, но в январе мы закрыты, у официантов отпуска. Газетный киоск — на плазе, там вы сможете ее приобрести.
Хорэс поблагодарил его и понаблюдал, как управляющий подошел к другому столику и заговорил с гостями по-каталонски, а потом — на чистейшем испанском с парой, которая, очевидно, ничего не поняла и на хорошем английском ответила, что они — из Финляндии.
Управляющий спросил, что бы они предпочли на завтрак. Но Хорэс уже потерял интерес к их разговору и вышел на набережную. Нашел газетный киоск и купил там «Дейли телеграф», а для разнообразия — и «Дейли мейл».
Вернувшись в гостиницу, он поднялся к себе и уселся на балконе, не притрагиваясь к газетам. Его внимание привлек белый круизный лайнер на горизонте, и Хорэс пожалел, что не воспользовался столь удобным способом побега, а предпринял эту жуткую поездку в Латвию, потом странствовал по Европе — и все из-за того, что начал путь в Лондонских доках из опасения, что большие морские порты могут находиться под наблюдением и там его опознают. Так или иначе, размышлял он, на круизном лайнере тоже есть шанс столкнуться с кем-нибудь из клиентов банка. Нет, все-таки тот грузовой пароход был самым безопасным — хоть и самым неудобным — способом убраться в Европу.
Теперь Хорэсу лишь предстояло полностью сменить внешность. Он уже отпустил усы и бороду, и ему они шли. Как нельзя лучше соответствовали снимку в том паспорте, который он купил в Зальцбурге.
Наконец Хорэс открыл газеты и внимательно их прочитал: искал упоминание о беглом управляющем банком из Кройдона или того хуже — собственную фотографию. К его великому облегчению, ничего такого в газетах не оказалось. Он вновь принялся разглядывать тела, возлежавшие перед ним на песке, — и захотел опять быть юным.
Глава 35
Чувства Эсмонда были строго противоположны отцовским: он наконец ощутил себя взрослым. Ему страшно нравилось учиться у Старого Сэмюэла, как вести хозяйство, с ним обращались, как со взрослым, и поручали взрослые дела. Ему очень полюбились свиньи и поросята — они рыли землю между огородом рядом с домом и высокой каменной стеной с аркой и мощными железными воротами, через которые он и Старый Сэмюэл выгнали старый «форд-кавалер» к стволу заброшенной шахты. Еще там был навес для дойки и дорога за низкой каменной изгородью, что вела по полям вдаль, к травянистым склонам. Эсмонд — или Джо Щупс, как его все тут упорно называли, — обожал загонять коров в доильник, как обожал все, что ему велели делать.
Он по-прежнему не имел ни малейшего понятия, где он, но его это уже не заботило. Впервые в жизни его не тетешкала мать и от души не презирал отец. Для полноты освобождения от раздвоенности и неуверенности в себе, которыми Эсмонд мучился всю жизнь, фамилия Ушли сгинула навсегда и осталась только ушлость. Лежа в постели в ту ночь, юноша обдумал будущее и понял, что именно будет делать.
Глава 36
В Эссексфорде начальник участка впадал в отчаяние. Новый криминалист, присланный из Министерства внутренних дел, оказался высокомерен и нисколько не помог делу, хотя сумел идентифицировать ДНК Эсмонда на ковре — в том месте, где, по словам Альберта, тот упал, — а также доказал родство Эсмонда с миссис Ушли, взяв на анализ кровь из руки матери Эсмонда.
— Положим, теперь мы знаем наверняка, что они — мать и сын, но на ковре недостаточно крови, чтобы подтвердить предположение об убийстве. Там по всему дому стеклянное крошево. Он мог споткнуться о бутылку. Там были все эти битые бутылки, когда вы в итоге выломали дверь?
— Да, — ответил начальник участка ядовито, ибо ему не понравился упор криминалиста на слово «выломали». — Вы же не думаете, что мои люди сперва совершили налет на винную лавку и нарезались? Они не настолько тупые.
Криминалист покачал головой, но свои соображения оставил при себе. У него и в лучшие времена было предельно низкое мнение о коллегах в мундирах, а ребята из Эссексфорда, притащившие бульдозер лишь для того, чтобы оторвать дверь гаража и таким способом проникнуть в дом, были случаем худшим из всех, с какими ему приходилось иметь дело.
— Надо ли мне еще на что-нибудь взглянуть? — спросил он, направляясь к машине и делая в уме пометку предложить министерству не тратить в следующий раз его время впустую.
Начальник уцепился за вопрос. Он все еще хотел отыграться на криминалисте за его спесь.
— Я бы попросил вас осмотреть еще одно помещение, — сказал он и повел эксперта на скотобойню. Указатель «БЕЙ И ЕШЬ СВОИХ» он приказал убрать с шоссе, но тот, который был прибит к деревянной стене здания, оставил. Он знал, криминалисты друг с другом ничего не обсуждают, и собирался показать этому спецу, что у этой скотины Понтсона — наклонности убийцы, а также объяснить, зачем понадобился бульдозер, чтобы вломиться к нему в дом. Это ему удалось.
— Господи боже мой, да этот человек прямо-таки садист, — пробормотал криминалист, прочтя объявление на скотобойне.
— Поглядите на пол внутри и скажите что-нибудь новенькое, — пригласил начальник участка. — Там завались образцов крови.
Он подождал у порога. «Вот тебе, самодовольный ублюдок, развлечение надолго», — подумал он и невзначай намеренно опрокинул ведро с водой на бетонный пол, где засохла кровь. Когда криминалист вернулся с прогулки по зданию, весь пол рядом с дверью смотрелся так, будто и впрямь залит свежей кровью. Эксперт добавил в эту лужу немного своей — поскользнулся на жиже и ударился головой о бетон. Попытавшись встать, упал еще дважды и дал волю чувствам в чрезвычайно нецензурных выражениях.
— Пойду поищу пластырь, — сказал начальник участка и поспешно ретировался в коттедж.
— Вызывайте «скорую» заодно, у меня, кажется, сотрясение мозга! — прокричал ему вслед криминалист и улегся поудобнее на травку под транспарантом «СКОТОБОЙНЯ „СДЕЛАЙ САМ“». Он начал понимать, насколько точно это название.
Глава 37
Меж тем Веру выпустили из участка и вернули в больницу, разместили в одиночной звукоизолированной палате, и к беседам с ней приступил психиатр, которому эта пациентка показалась невероятно трудной для анализа.
Неудивительно: Вера все последние дни пребывала в жутком стрессе, который усугубляла растущая в ней убежденность, что ее душка мальчик убит. Она вновь стала общаться на отвратительном языке паршивых романов, многие годы владевших ее умом. В результате на вопрос психиатра, был ли ее брак счастливым, ответила, что ее душка муж был милейшим человеком на свете. Мозгоправ сверился с записями предыдущих допросов. Там Вера обвиняла Хорэса в попытке убийства ее душки сына Эсмонда разделочным ножом (слово «душка» психиатр уже успел возненавидеть), и психиатр совершенно не понимал, с чем связана такая перемена отношения. Еще более путая его, Вера заявила, что до вступления в брак они с женихом танцевали до рассвета, а потом занялись любовью под луной на прибрежных скалах.
