Она удивленно взглянула на него:
– Да, попал в точку.
– Маленьких детей?
– Да, первый и второй классы.
Этим отчасти объяснялось ее абсолютное нежелание бросить Джо. По умственному развитию мальчик находился на уровне семилетнего ребенка.
– Как ты догадался?
– Давным-давно я встречался с женщиной-логопедом, которая жила на Лонг-Айленде, – ответил Ларри. – Я знаю, звучит как начало какого-нибудь нью-йоркского анекдота, но это правда. Она работала в школах Оушн-Вью. В начальных классах. Занималась с детьми с дефектами речи, с волчьей пастью, с заячьей губой, с глухими детьми. Она говорила, что для исправления речи требовалось показывать детям альтернативный способ произношения правильных звуков. Показывать, как произносится слово, пока в голове ребенка что-то не сработает. И, говоря об этом срабатывании, она выглядела точно так же, как ты, когда Джо произнес: «Пожалуйста».
– Правда? – Надин мечтательно улыбнулась. – Мне нравились маленькие дети. Некоторые вели себя плохо, но в этом возрасте не бывает безвозвратно испорченных. Если и можно найти хороших людей, так это маленькие дети.
– Романтическая идея, верно?
Она пожала плечами:
– Дети – действительно хорошие люди. И если работаешь с ними, поневоле становишься романтиком. Это не так уж плохо. Разве твоему логопеду работа не приносила радость?
– Да, работа ей нравилась, – согласился Ларри. – Ты была замужем? Прежде? – Снова оно – это просто вездесущее слово. Прежде. Всего два слога, но сколько они в себе несли.
– Замужем? Нет, никогда. – На ее лице вновь отразилась тревога. – Я самая настоящая школьная старая дева, моложе, чем выгляжу, но старше, чем ощущаю себя. Мне тридцать семь. – Ларри не успел спохватиться, и его взгляд скользнул по ее волосам. Она кивнула, словно он озвучил свою мысль. – Ранняя седина, – привычно объяснила Надин. – Моя бабушка полностью поседела в сорок. Думаю, я продержусь лет на пять дольше.
– Где ты работала?
– В небольшой школе в Питтсфилде. Частной и очень дорогой. Стены, увитые плющом, и новейшее спортивное оборудование. К черту экономический спад, снова полный вперед. Автомобильный парк состоял из двух «тандербердов», трех «мерседесов», парочки «линкольнов» и «крайслера-империала».
– Ты, наверное, была очень хорошей учительницей.
– Думаю, да, – ответила она не рисуясь, а потом улыбнулась. – Сейчас это не имеет особого значения.
Ларри обнял ее одной рукой. Надин слегка вздрогнула, и он почувствовал, как она напряглась. Ее ладонь и плечо были теплыми.
– Не надо, – стеснительно попросила она.
– Ты не хочешь?
– Нет, не хочу.
Он озадаченно убрал руку. Она хотела, чтобы он обнял ее. Он чувствовал слабые, но вполне отчетливые волны исходящего от нее желания. Густо покраснев, Надин беспомощно смотрела вниз на свои руки, которые шевелились у нее на коленях, как пара искалеченных пауков. Ее глаза блестели, словно она вот-вот разрыдается.
– Надин…
(родная, ты ли это?)
Она подняла на него глаза, и он увидел, что ей удалось справиться с подступавшими слезами. Надин собиралась что-то сказать, но тут подошел Джо с гитарой в руке. Они виновато посмотрели на него, словно он застал их за чем-то гораздо более личным, чем обыкновенная беседа.
– Дама, – как бы между прочим сообщил Джо.
– Что? – удивленно спросил Ларри, не очень хорошо понимая, в чем дело.
– Дама! – повторил Джо и ткнул большим пальцем себе за спину.
Ларри и Надин переглянулись.
Неожиданно послышался четвертый голос, пронзительный и захлебывающийся от волнения, неожиданный, как голос Бога.
– Хвала небесам! – прозвучал возглас. – Ох, хвала небесам!
Они встали и увидели женщину, бегущую к ним по улице. Она улыбалась и плакала одновременно.
– Рада вас видеть! – крикнула она. – Я так рада видеть вас, хвала небесам…
Она пошатнулась и упала бы в обморок, если бы Ларри не поддержал ее. Он предположил, что ей лет двадцать пять. Синие джинсы, простенькая белая хлопчатобумажная блузка, бледное лицо. Ее голубые глаза неестественно застыли, уставившись на Ларри, словно пытались убедить мозг, что это не галлюцинация, что эти три человека на самом деле здесь находятся.
– Я Ларри Андервуд, – представился он. – Это Надин Кросс. Мальчика зовут Джо. Мы счастливы, что встретились с вами.
Какое-то время женщина продолжала беззвучно поедать его глазами, а потом медленно подошла к Надин.
– Я так рада… – начала она, – …так рада встретить вас. – Она запнулась. – Боже мой, неужели передо мной действительно люди?
– Да, – кивнула Надин.
Женщина обняла ее и зарыдала. Джо подошел к Ларри и посмотрел на него. Ларри взял его за руку. Они стояли вдвоем, бок о бок, и пристально наблюдали за женщинами. Так они познакомились с Люси Суонн.
Она сразу захотела ехать с ними, как только они рассказали, куда направляются и что у них есть надежда найти там двух других людей, а может быть, и больше. В энфилдском магазине спортивных товаров Ларри подобрал для Люси среднего размера рюкзак, и Надин пошла с ней в ее дом на окраине города, чтобы помочь собрать вещи… две смены одежды, что-то из нижнего белья, запасную пару туфель, плащ. И фотографии умерших мужа и дочери.
В тот вечер они разбили лагерь в городке под названием Куичи, расположенном уже в Вермонте. Люси Суонн рассказала им свою историю, короткую и простую, не очень отличающуюся от других историй, что им еще предстояло услышать. Нарастающее чувство утраты и шок подтолкнули ее к грани, за которой начиналось безумие.
Ее муж заболел двадцать пятого июня, дочь – на следующий день. Она истово ухаживала за ними, ожидая, что вскоре сама свалится с хрипаткой (так называли болезнь в этом уголке Новой Анг лии). К двадцать седьмому числу, когда ее муж впал в кому, Энфилд оказался практически отрезанным от окружающего мира. Телевизор принимал не все программы, а те, что показывал, вызывали лишь недоумение. Люди умирали как мухи. За предыдущую неделю они насмотрелись на чрезвычайные перемещения войск по автостраде, но никто не обращал внимания на такой маленький городок, как Энфилд, штат Нью-Хэмпшир. Ее муж умер двадцать восьмого июня, перед рассветом. Дочери, похоже, стало немного лучше двадцать девятого, но вечером произошел рецидив. Она умерла около одиннадцати. К третьему июля умерли все жители Энфилда, кроме нее и старика по имени Билл Даддс. По словам Люси, Билл тоже заболел, но потом вроде бы совершенно оправился. Однако утром Дня независимости она нашла Билла на Главной улице мертвым, такого же распухшего и почерневшего, как все остальные.
– Я похоронила своих, а заодно и Билла, – рассказывала она, сидя перед потрескивающим костром. – Это заняло целый день, но они обрели покой. После этого подумала, что надо, пожалуй, идти в Конкорд, где жили мои родители. Но я… все как-то не могла собраться. – Она вопросительно посмотрела на них. – Как вы думаете, я поступила неправильно? Они могли остаться в живых?
