Гарольд добил последнее печенье, поморщившись от холодной корочки и еще более холодной желеобразной начинки. Решил, что прогуляется к автовокзалу, вместо того чтобы ехать на мотоцикле: Тедди Уайзак или Норрис подбросят его по пути домой после завершения рабочего дня. Зашагал по тротуару, на ходу застегивая молнию ветровки до самого подбородка, спасаясь от утреннего холода, которому предстояло рассеяться лишь через час-другой. Он шел мимо домов с задернутыми шторами, и где-то через шесть кварталов ему начали встречаться начерченные на дверях белые буквы «Х». Вновь его идея. Похоронная команда теперь так помечала все очищенные от трупов дома. Буква «Х» на двери означала, что список потенциальных склепов уменьшился на одну позицию. Люди, которые жили здесь, упокоились навсегда. Еще через месяц белые «Х» заполонят весь Боулдер, свидетельствуя о конце эпохи.
Да, пришло время подумать, и крепко подумать. Создавалось ощущение, что после встречи с Надин думать он перестал… но, возможно, на самом деле это произошло еще раньше.
«Я прочитал ее дневник, потому что обиделся и ревновал, – думал Гарольд. – Потом она проникла в мой дом в поисках моего дневника, но не нашла его». Однако шок, вызванный тем, что кто-то побывал в его доме, возможно, вполне мог сойти за месть. Это происшествие точно выбило его из колеи. Может, посчитать, что они квиты, и на том закончить?
Ведь он больше не хотел Фрэнни… Верно?
Он ощутил, как в груди начал раскаляться уголек негодования. Может, и нет. Но они исключили его из своего круга, в этом сомнений быть не могло. И хотя Надин не объясняла, по какой причине пришла к нему, Гарольд предполагал, что и ее точно так же исключили, отвергли, отринули. Они оказались изгоями, а изгои всегда строят планы. Только это, возможно, и позволяет им не сойти с ума. (Не забудь записать в гроссбух, подумал Гарольд. Он почти добрался до центра города.)
Большая компания изгоев собралась и по ту сторону гор. А когда в одном месте оказывается достаточное количество изгоев, происходит какая-то магическая диффузия, и ты переносишься внутрь. Внутрь, где тепло. Всего лишь мелочь – быть внутри, где тепло, но в действительности это что-то очень большое. Может, самое важное во всем мире.
Может, он не хотел считать, что они квиты. Может, его не устраивала ничья, может, ему не хотелось получать бессмысленные благодарственные письма за использование его идей и ждать пять лет, пока Бейтман уйдет в отставку из их драгоценного комитета, чтобы он смог в него войти… а если они решат вновь прокатить его? Они могли, потому что речь шла не только о возрасте. Они взяли этого проклятого глухонемого, который лишь на несколько лет старше, чем он, Гарольд.
Уголь негодования ярко полыхал. Думай, конечно, думай… легко сказать, а иногда даже и сделать… но какой смысл думать, если неандертальцы, которые правят этим миром, могут разве что оборжать тебя или, хуже того, прислать благодарственное письмо?
Он добрался до автовокзала. Пришел рано, самый первый. Нашел на двери листовку, сообщающую о том, что двадцать пятого состоится еще одно общее собрание. Общее собрание? Общая круговая дрочка.
В зале ожидания висели туристические плакаты и рекламные постеры «Грейхаунд америпасс». На них улыбающиеся семейства американцев катили через Атланту, Новый Орлеан, Нашвилл, другие города и веси. Гарольд сел и прошелся холодным утренним взглядом по автоматам для игры в пинбол, продажи колы и кофе. Последний мог выдать и липтоновскую «Чашку супа», от которой пахло дохлой рыбой. Он закурил сигарету и бросил спичку на пол.
Они вновь приняли Конституцию. Гип-гип-ура! Как классно и клево! Господи, они даже спели «Звездно-полосатый банан». Но допустим, Гарольд Лаудер встал бы не для того, чтобы сделать несколько конструктивных предложений, а познакомил бы их с некоторыми жизненными фактами, касающимися этого первого после эпидемии года…
Дамы и господа, меня зовут Гарольд Эмери Лаудер, и я здесь для того, чтобы сказать вам, что, как поется в старой песне, «важнейшее меняется, когда проходит время». Как Дарвин. В следующий раз, когда вы встанете и пропоете национальный гимн, друзья и соседи, подумайте о следующем: Америка мертва, мертва, как дверной гвоздь, мертва, как Джейкоб Марли, и Бадди Холли, и Биг Боппер, и Гарри С. Трумен, но принципы, провозглашенные мистером Дарвином, очень даже живы – живы, как призрак Джейкоба Марли для Эбенезера Скруджа. И пока вы размышляете о прелестях конституционного устройства государства, выкройте чуточку времени, чтобы подумать о Рэндалле Флэгге, человеке с запада. Я сомневаюсь, что у него нашлось время для такой ерунды, как общие собрания, и ратификации, и дискуссии об истинном значении слова «болтовня» в свете либеральной традиции. Вместо этого он концентрируется на главном, как и Дарвин, готовясь к тому, чтобы смести с пластиковой столешницы Вселенной ваши мертвые тела. Дамы и господа! Позвольте мне скромно предположить следующее: пока мы пытаемся восстановить подачу электроэнергии и ждем появления в нашем улье настоящего врача, он ищет человека с удостоверением пилота, чтобы тот полетал над Боулдером в лучших традициях Фрэнсиса Гэри Пауэрса
[186]
. Пока мы обсуждаем злободневный вопрос о создании команды по чистке улиц, он, вероятно, уже создал команду по чистке оружия. А также по поиску минометов, орудий, ракетных шахт и центров разработки бактериологического оружия. Разумеется, нам известно, что наша страна не занимается разработкой биологического оружия, именно это, среди прочего, и делает нашу страну великой – какую страну, ха-ха? – но вы должны понимать: пока мы заняты тем, что ставим фургоны в круг, он…
– Эй, Ястреб, перерабатываешь?
Гарольд поднял голову, уже улыбаясь.
– Да, похоже на то, – ответил он Уайзаку. – Я отметил тебя, когда пришел. Ты уже заработал шесть баксов.
Уайзак рассмеялся:
– Ты такой выдумщик, Ястреб, тебе об этом известно?
– Да, – согласился Гарольд, по-прежнему улыбаясь. И начал завязывать шнурки. – В этом деле я мастер.
Глава 56
Стью провел следующий день на электростанции, наматывая проволоку, и по окончании работы катил на велосипеде домой. Уже поравнялся с маленьким парком напротив здания Первого национального банка, когда увидел Ральфа, машущего ему рукой. Стью припарковал велосипед и направился к эстраде, где сидел Ральф.
– Я искал тебя, Стью. Есть минутка?
– Только одна. Опаздываю на ужин. Фрэнни будет волноваться.
– Да, судя по виду твоих рук, ты мотал проволоку на электростанции. – Ральф выглядел расстроенным.
– Точно. Даже рабочие рукавицы не особо помогают. Руки болят.
Ральф кивнул. В парке компанию им составляли еще человек пять-шесть. Кто-то разглядывал поезд, который в свое время курсировал по одноколейке между Боулдером и Денвером. Три молодые женщины решили поужинать на травке. Стью нашел, что это очень даже приятно, сидеть в парке, положив на колени натруженные руки. «Может, у начальника полиции не такая уж плохая работа, – подумал он. – По крайней мере мне не придется и дальше мотать проволоку в восточном Боулдере».
