Книга Противостояние, страница 79. Автор книги Стивен Кинг

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Противостояние»

Cтраница 79

Через месяц, может, даже через две недели он бы так и поступил… если бы не Ивонн.

Он познакомился с Ивонн Уэттерлен в кинотеатре, расположенном в двух кварталах от клуба, в котором она танцевала топлес. Когда закончился второй фильм, она плакала и ползала по проходу в поисках своей сумочки. В ней лежали водительское удостоверение, чековая книжка, профсоюзный билет, единственная кредитная карточка, копия свидетельства о рождении и карточка социального страхования. Хотя Ларри не сомневался, что сумочку украли, говорить он ей этого не стал и помог в поисках. А потом произошло событие, заставляющее поверить в чудеса: он нашел сумочку тремя рядами ниже места Ивонн, в тот момент, когда они уже собрались закончить поиски. Ларри предположил, что сумочка упала на пол и съехала вниз из-за вибрации, вызванной шарканьем ног зрителей: фильм действительно навевал скуку. Ивонн обнимала его и плакала, когда благодарила. Ларри, чувствуя себя Капитаном Америкой [67] , сказал, что с удовольствием угостил бы ее бургером или чем-нибудь еще, чтобы отпраздновать находку, но у него действительно туго с наличными. Ивонн ответила, что угощает она. Ларри, великий принц, предполагал, что так оно и будет.

Они стали встречаться. Менее чем через две недели завязались отношения. Ларри нашел себе работу получше, продавцом в книжном магазине, потом начал выступать с группой «Рейнджеры быстрого ритма – непревзойденный буги-бэнд». Если они чем-то и выделялись в лучшую сторону, так это названием, но ритм-гитаристом у них был Джонни Маккол, который со временем организовал «Тэттерд ремнантс», действительно хорошую рок-группу.

Ларри и Ивонн стали жить вместе, и для Ларри все изменилось. Отчасти из-за того, что у него наконец-то появился свой дом, настоящий дом, за который он вносил половину квартирной платы. Ивонн повесила занавески, они купили кое-какую дешевую мебель и обставили квартиру, а другие члены рок-группы и подруги Ивонн начали заглядывать к ним на огонек. Днем в окна светило яркое солнце, а по ночам в квартиру проникал восхитительный калифорнийский ветерок, благоухающий апельсинами, хотя благоухать он вроде бы мог только гарью. Иногда никто не приходил, и они с Ивонн просто смотрели телевизор. Она приносила ему банку пива, садилась на подлокотник кресла и массировала шею. Это был его собственный дом, дом, черт побери, и, случалось, он лежал ночью в постели рядом со спящей Ивонн и дивился, ну до чего же ему сейчас хорошо. А потом плавно соскальзывал в сон, крепкий сон праведника, и совсем не думал о Руди Шварце. Во всяком случае, нечасто.

Они прожили вместе четырнадцать месяцев. Можно сказать, душа в душу, за исключением последних шести недель или около того, когда Ивонн повела себя как сука. И завершение этого периода жизни ассоциировалось у Ларри с Мировыми сериями. В те дни после работы в книжном магазине он отправлялся домой к Джонни Макколу, и они вдвоем – вся группа собиралась только по уик-эндам, потому что двое других парней работали по ночам, – сочиняли свою музыку и экспериментировали со старыми песнями, которые Джонни считал крутыми, типа «Никто, кроме меня» или «Двойная порция любви моей крошки».

Потом он шел домой, к себе домой, и Ивонн ставила на стол обед. Не какой-то там «телеобед», не какую-то дрянь, а настоящую домашнюю еду. Готовить она умела. Поев, они отправлялись в гостиную, включали телевизор и смотрели Серии. После чего занимались любовью. С тех пор ему никогда не было так хорошо. Никогда.

Ларри понял, что плачет, и на мгновение ощутил отвращение к самому себе: сидит на скамейке в Центральном парке и плачет, глядя на солнце, как глубокий старик, живущий на одну пенсию. Потом подумал, что имеет право оплакивать утерянное, имеет право пребывать в шоке, если, конечно, это так называется.

Его мать умерла три дня тому назад. Умерла на койке в коридоре больницы «Милосердие», забитой тысячами других умирающих. Ларри стоял на коленях рядом с матерью, пока она уходила, думал, что сойдет с ума, наблюдая, как она умирает, а вокруг воняло мочой и говном, кричали и бормотали бредившие люди, раздавались хрипы и вопли, полные боли и страданий. Перед смертью мать не узнала его. Не было никакого предсмертного просветления. Просто ее грудь, поднимаясь, остановилась на полувдохе – и очень медленно опустилась, словно автомобиль на проколотой шине. Он еще минут десять простоял на коленях рядом с кроватью, в голове мелькали отрывочные мысли, что надо дождаться, пока выпишут свидетельство о смерти или пока кто-нибудь спросит его, что произошло. Но произошедшее не требовало никаких вопросов – смерть была повсюду. Больница превратилась в дурдом. К нему не собирался подходить какой-нибудь серьезный молодой доктор, чтобы выразить сочувствие и запустить механизм оформления смерти. Рано или поздно мать вынесли бы отсюда, как мешок с овсом, но Ларри не хотел при этом присутствовать. Сумочка матери лежала под койкой. Ларри взял ее, достал оттуда ручку, заколку для волос и чековую книжку. Оторвал от одного из последних листков расписку о взносе депозита, написал ее имя, адрес и, после кратких вычислений в уме, возраст. Заколкой для волос пришпилил листок к карману ее блузки и заплакал. Поцеловал мать в щеку и убежал, плача. Чувствуя себя дезертиром. На улице ему стало немного легче, хотя в тот момент его окружали обезумевшие люди, больные и армейские патрули. А теперь он сидел на скамейке в Центральном парке и грустил: о том, что его мать так и не успела выйти на пенсию, о крахе своей карьеры, о тех днях в Лос-Анджелесе, когда они с Ивонн смотрели Мировые серии, зная, что за этим последует любовь, и о разрыве с Руди. Больше всего он грустил о разрыве с Руди, жалея, что тогда не отдал Руди, чуть улыбнувшись и пожав плечами, те двадцать пять долларов и что потерянные шесть лет уже не вернуть.


Обезьяна умерла без четверти двенадцать.

Сидела на своем шестке, просто тупо сидела, сунув лапки под подбородок, потом веки ее трепыхнулись, и она упала вниз, ударившись о бетон с жутким «чмок».

Ларри больше не хотелось оставаться на этой скамейке. Он поднялся и бесцельно двинулся к аллее с большой эстрадой. Пятнадцать минут тому назад до него вновь донесся голос выкликателя монстров, издалека, но теперь в парке остались только стук его каблуков по бетону дорожки да чириканье птиц. Птицы, похоже, гриппом не болели. Оставалось только порадоваться за них.

Приблизившись к открытой эстраде, он увидел, что на одной из скамеек перед ней сидит женщина. Лет, наверное, пятидесяти, но она приложила немало усилий для того, чтобы выглядеть моложе. Дорогие серо-зеленые слаксы, шелковая блуза в крестьянском стиле, сползающая с плеча… «Только, – подумал Ларри, – крестьяне вряд ли могли позволить себе шелк». Женщина обернулась на звук его шагов. В одной руке она держала капсулу и теперь небрежно бросила ее в рот, как зернышко жареного арахиса.

– Привет, – поздоровался Ларри. Всмотрелся в спокойное лицо, синие глаза, светящиеся острым умом.

Она носила очки в тонкой золотой оправе, а мех на ее сумочке напоминал настоящую норку. Руки украшали четыре кольца – обручальное, два с бриллиантами и еще одно с изумрудом.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация