Парочка толстых котов вынырнула из кустарника, мурлыча и мяукая в мою сторону, несколько толстых собак высунулись из собачьего лаза в двери, а потом…
А потом появился козел.
Он рысцой выскочил из тени луба, растущего слева. Лохматая белая угроза в кожаном собачьем ошейнике. Бэнгер! Томас присылал мне его фотографии. Но ни разу не написал, что Бэнгер работаетсторожевым козлом. Бэнгер смерил меня мрачным взглядом блестящих козлиных глаз. И перешел на галоп, воинственно мотнув бородой. Острые рога мотались вверх-вниз, как кресло-качалка. Приближаясь ко мне, Бэнгер явно прицеливался.
— О черт!
Бросив канистру, я побежала к задней двери кафе. Козел перехватил меня на полдороги. Мне удалось нырнуть между грузовиками, Бэнгер галопом последовал за мной. Завернув за угол, я заметила выступающую часть здания — какую-то пристройку вроде кладовой. И к моему огромному облегчению, на двери этой пристройки оказалась цветная вывеска:
СОРТИР изящных ИСКУССТВ
Присядьте, расслабьтесь, расширьте сознание
Сортир. Томас присылал мне фотографии отсюда. Ванная и спасение. Благодарю тебя, Господи.
Мне удалось запрыгнуть внутрь и хлопнуть дверью в тот самый момент, когда Бэнгер меня догнал. Бум. Пошарив рукой в темноте, я нащупала выключатель. Щелк. На двери болталась старая заслуженная защелка. Клещ. Сама дверь была хлипкой, замок ненадежным, но их хватило, чтобы почувствовать себя в безопасности.
— Смирись, Козел Сатаны, — крикнула я через дверь. — Иначе превратишься в шаурму.
Бэнгер боднул дверь еще пару раз, потом отступил. Я прислушивалась до тех пор, пока злобные маленькие копытца не зашуршали по гравию в сторону от двери. Вздохнув с облегчением, я обернулась.
И на меня уставились кислотного цвета форели и стая индеек.
— Пассажиры Ноева Ковчега обкурились, — восхитилась я. Но тут же отвлеклась на чудного вида электрообогреватель, который дышал на меня теплом со стены, раковины с запасом бумажных полотенец, мыла, горячей и холодной воды и — в узкой нише, где обитали пурпурные индейки, — волшебного туалета с бачком.
Тепло, горячая вода, мыло, комфортное сиденье унитаза. Рай.
На повторную встречу с Бэнгером я выйду во всеоружии и полная сил. Я позволила себе бросить взгляд в зеркало над раковиной, вздрогнула и занавесила зеркало курткой. Положила на раковину длинный вязаный шарф и солнцезащитные очки. Я надену эти очки поверх шарфа, которым оберну шею и голову, — войду в образ Одри Хэпберн в «Завтраке у Тиффани» 1960 года. И на виду останется только намек на Призрака Оперы с его шрамами.
Я стряхнула ботинки, сняла носки, шерстяные штаны, плотную поддевку, фланелевую рубашку, меховые наушники. Осталась в белом кружевном лифчике и плотных термоштанах с заплаткой на липучке Велкро, которую можно было снять при необходимости. Я набрала горсть бумажных полотенец. Рывок — и теплая заплатка отправилась в кучу сброшенной одежды. Темный треугольник волос в окошке серой ткани будет сегодня первым в очереди на помывку.
Набрав полную раковину теплой, мыльной, изумительной воды, я начала отмываться — тщательно, как птичка королек в своем гнезде. И если не считать покрытой шрамами правой стороны тела — а я очень хорошо научилась с ней не считаться, — я чувствовала себя почти расслабленно.
А потом я, не торопясь одеваться, устроилась на разрисованном форелями сиденье, положила одну замерзшую ступню на колено. И начала растирать пальцы, решив, что носки вполне могут еще немного просохнуть. Звуки, раздавшиеся снаружи, чередовались со скоростью пулеметной очереди. Рев мотора, тишина, железный хлопок двери, хруст гравия под тяжелыми шагами.
Шаги направлялись ко мне, а у меня не было времени даже закричать. Неизвестный буквально врезался в дверь уборной. Защелка отлетела в сторону. Дверь распахнулась и врезалась в противоположную стену.
Томас практически упал внутрь.
Промокший, дрожащий, он появился в вихре холодного воздуха. С его волос, бороды и одежды лилась вода. Пинком закрыв дверь, он навис над раковиной, пытаясь непослушными руками схватиться за край.
А я лихорадочно подхватывала с пола свой серый топ и фланелевую рубашку. Ну и заплатку, конечно же. Дилемма: что первым закрывать — обнаженный пах или шрамы на правой стороне тела, тянувшиеся от головы до пальцев ноги? К счастью, я втиснулась в нишу за комодом, и Томас не мог сразу меня рассмотреть.
Когда он наконец обернулся ко мне, то издал хриплый звук, который мог быть как ревом злости, так и стоном облегчения. А может, тем и другим. Его зубы так стучали, что связно говорить Томас не мог. И когда он положил руку мне на плечо, я не знала, чего ожидать — дружеского похлопывания или удара. Рука была совершенно ледяной. Закрывая охапкой одевды свой крошечный лифчик и голый пах, я с ужасом рассмотрела Тома.
— Ты что устроил? Решил поплавать в ручье? У тебя теперь кожа синяя!
Он всматривался в меня, словно я была миражом, и все время пытался подцепить что-то из кармана своей куртки. Этим «чем-то» оказалась мокрая коричневая перчатка. Я узнала ее, и сердце оборвалось.
— О нет. Ты поехал на ферму меня искать. И решил, что я утонула в пруду?
Он кивнул.
К черту приличия. Я обернула рубашку вокруг талии, сделав подобие юбки. И попыталась забыть о том факте, что лифчик почти не скрывает мою грудь и что мне нечем прикрыть все уродство рубцов на лице, шее, руке и торсе. Нижней рубашкой я вытерла Томасу волосы. Он наклонился, чтобы мне было удобнее, и его нос застыл в дюйме от моей груди.
На мое мрачное: «Нравится вид?» — он только захихикал. Странный был смех, учитывая ритм, который отбивали его зубы.
Я стянула куртку с его плеч. Под ней оказался старый джемпер «Нью-Йорк Джайентс». Куртка с громким мокрым звуком упала на пол. Я сдернула свою с зеркала и набросила ему на плечи. А потом схватила дрожащие ладони Томаса и погрузила их в раковину с теплой водой.
— Когда согреешься и сможешь говорить, — сказала я, — можешь кричать на меня за то, что доставила столько неприятностей. Но помни: я не просила обо мне волноваться. Никогда не просила.
Он вынул руки из воды, взял мои ладони и прижал к своей груди, качая головой.
Язык жестов. Бесполезно. Я ничего не мог с собой поделать.
А я вглядывалась в него с нарастающим удивлением. Где он был всю мою жизнь, почему я не встретила его до того, как превратилась в комок шрамов и невроза? Ледяная вода капала с его бороды мне на пальцы. Я запустила руки в этот мокрый комок волос и потянула на себя.
— Просто чудо, что эта… овчина не утащила тебя на дно. Ты требовал, чтобы я ради тебя сняла маску. Теперь твоя очередь расстаться с этим… волосатым альбатросом. Ты тоже можешь. Иначе она превратится в висячий айсберг.
Он нахмурился, вздрогнул, помотал головой, но я опять потянула за бороду, и он наконец пожал плечами. Пришлось наклоняться за рюкзаком и рыться в груде протеиновых батончиков. А разогнулась я, уже сжимая огромный карманный нож.
