Я уставилась на нее.
— Это звучит куда лучше, чем то, что я избалованная штучка и все тайно ненавидят меня до безумия. Спасибо.
Она похлопала меня по руке.
— Женщины всегда пугаются, когда какой-то каприз судьбы уносит из жизни что-то невинное. Твоя красота была невинной, понимаешь? Не в смысле наивной или детской. Я имею в виду чистоту. — Мэси просветлела. — Но с другой стороны, не так уж плохо, что ты ее потеряла. У Вселенной на тебя явно большие планы, и тебе нужно подняться на новый уровень. А сейчас у тебя переходный период.
— Я была счастлива и в виде пустой красотки.
— Правда?
— У меня были лучшие места на всех концертах, лучшие мужчины, лучшая еда и лучшие поездки.
— А через несколько лет ты стала бы с ужасом и одержимостью бороться за сохранение красоты. Бороться за место на сцене. А твой муж явно не был лучшим мужчиной, с которым можно связать жизнь.
— И ты думаешь, что от этого мне сейчас станетлучше?
— Извини. Но в данном случае правда — это просто необходимый пинок под зад.
— Ладно, ты права. После аварии я много думала о красивых людях, не только из шоу-бизнеса. О директорах компаний, о работниках складов, о тех, которые встречаются в жизни, — и все они цепляются за свою красоту. Она слишком хрупкая. А мне повезло. Нравится мне это или нет, цепляться мне больше не за что. Мне это не нравится.
Мэси захихикала.
— Но ты хотя бы сформулировала свою дилемму.
— А тебе… нравится Роберт Фрост. Почему?
— Я люблю все сентиментальное. Эмили Дикинсон. Браунингс. Фрост, Карл Сэндбург. В их стихах звучит музыка. — Она нагнулась ко мне и призналась: — Когда мы с Альбертой обменялись кольцами, она подарила мне томик поэтов романтизма. Сказала, что «ни одна поэма не опишет, как ты спасла мне жизнь и как заставила поверить, что моя жизньстоит спасения».
— Ты ее очень любишь, — тихо сказала я. — А она любит тебя. Я видела, как вы друг на друга смотрите. И завидую такой степени партнерства и обожания. — Но я тут же себя одернула. — Только это и не дает мне проткнуть ее отверткой.
Мэси захихикала, а я продолжила:
— Дельта сказала… если я не ошибаюсь, что ты была профессором истории, пока не встретила Альберту.
Она выпрямилась и кивнула.
— Была, десять лет назад. Мне тогда еще не было тридцати. Это было в другой жизни.
— Где ты защитила докторскую?
Она пожала плечами.
— В Йеле.
Ну вот, отлично. Томас был женат на девушке из Гарварда, а его лучшая подруга — девушка из Йеля.
— Так, мне срочно нужен словарь и имплантация IQ, потом продолжим разговор.
— Я не была особо одаренной. Так, средний академический уровень. Окончила бакалаврат в Дюке, здесь, в Северной Каролине, потом защитила докторскую в Йеле. И вернулась в Дюк преподавать. А потом умерли мой родители, и я опустила руки.
— Умерли?
— Их убили в Бостоне, пытаясь угнать их машину. Я там росла.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже. Я каждый день по ним скучаю, и мне всю жизнь будет их не хватать.
— Так ты бросила все и решила начать новую жизнь?
— Я пошла работать в церковь, меня перевели в Новый Орлеан, и там я познакомилась с Альбертой.
— А как ты смогла так просто отказаться от старой жизни? Научи меня.
— Когда теряешь якоря, которые всю жизнь тебя держали, ты чувствуешь свободу. Ты боишься, ты расстроена, но во всем этом есть и своя привлекательность. Ты свободна, как вода, можешь тянуться к луне и испаряться, а можешь застыть на дне глубочайшего океана. Но ты свободна и можешь исследовать мир. Некоторые люди, кажется, путаются и решают плыть по течению. А мне нравится считать этовзрослением.
Я покачала головой.
— Не думаю, что я взрослею. Мне кажется, что я съеживаюсь.
— Дай себе время.
— А Альберта «росла», когда ты с ней познакомилась? Или просто мутировала?
— Она работала в миссии в деловой части города, помогала бездомным. Давай, говори.
— Она что, распугивала их с улиц?
Мэси рассмеялась:
— Иногда.
— И как вы вдвоем решили приехать сюда?
— Я часто сюда приезжала, еще когда училась в Дюке. Эти горы… Мы с Альбертой их любим. У них невероятная энергетика. Не смейся, многие люди считают их самым сильным энергетическим завихрением на планете.
— Меня растили епископанты. Прости, но мы смеемся над любой верой.
— А меня растили методисты, но единственное, что я помню, — это розовое платье с воланами и кринолином, которое меня заставляли носить на Пасху. Мне тогда было лет пять. Ты знала, что в тысяча девятьсот семидесятом еще выпускали платья с кринолинами?
— Тебе сорок лет?
— Что за ужас в голосе? Альберте тридцать пять. Мне сорок. Мы вместе уже почти десять лет. Завтра я принесу фотографии наших двоих детей и покажу тебе. Их рожала Альберта. У меня фиброма матки. Ты наверняка уже знаешь, что их отец Санта Уиттлспун. Все знают, мы только притворяемся, что это секрет.
— Я все еще пытаюсь извиниться за то, что сказала. Ты выглядишь гораздо моложе.
— Счастливые люди всегда выглядят младше. А ты и правда боишься старости, так ведь? Тогда опасайся упустить свое счастье.
— Я боюсь того и другого.
Она зачерпнула ладонями воздух и поднесла их к носу.
— Вдохни энергию этих древних гор, почувствуй силу водоворота, и ты поймешь, что твой возраст по сравнению с ними — ничто.
Мэси похлопала себя по бедрам.
— Твоя вагина — это тоже водоворот энергии. Ощути ее магнетизм. Услышь песню сирены, которая живет в тебе. Слышишь?
— Кажется, я забыла выключить радио.
Мэси рассмеялась.
— Псевдонаучный народ до сих пор вопит, что в этих горах полно кварца, а он служит природным генератором электромагнитных волн. Главные священные места индейцев чироки располагались именно здесь. Чироки верили, что человек не может познать себя, пока не отыщет свое место в мире. Мы с Альбертой нашли свое место здесь. И обрели себя.
Я любила бабушкины горы, но совершенно точно не нашла себя и свое истинное призвание, прибежав сюда прятаться после ожогов, полученных при аварии. Остроумный ответ как-то не получался, поэтому я посмотрела на Мэси наивными глазами и провозгласила:
— Хрустящие пончики с кремом тоже изобрели в Северной Каролине.
Она засмеялась и кивнула.
— Вижу, духи говорят с тобой через туристические брошюрки и еду.
