За столом чёрного дерева, в кожаном кресле с высокой,
замысловато украшенной спинкой, сидел сухонький человек в пышном золотистом
парике. На его жёлтом, в цвет парика, лице застыло выражение едкой
недоверчивости. Знаю я этот тип людей. Спасёшь такого из пожара, а он вместо
«спасибо» скажет: «Думал, поди, что я тебя озолочу? Ах ты хитрец!».
Это несомненно и был мсье Лефевр, собственной персоной. Он
скрипел по бумаге пером, время от времени отрываясь от этого занятия, чтобы
скорчить брезгливую гримасу. Должно быть, писал кому-нибудь неприятному.
Моей барышни здесь не было. Я уж хотел подлететь к другим
окнам, но дверь кабинета вдруг приоткрылась, в щель сунулся некто в чёрном
парике, не столь пышном, как у арматора. Должно быть, секретарь.
— Патрон, вас желает видеть молодая дама. Она назвалась
госпожой Летицией де Дорн, дочерью баварского тайного советника. Велеть, чтоб
обождала?
— Нет-нет, проси!
Лефевр накрыл одни бумаги другими. Похлопал себя по щекам, и
его лицо, только что бывшее желчным и кислым, осветилось любезнейшей из улыбок.
— Милости прошу! — вскричал он, поднимаясь навстречу
посетительнице. — Жду, давно жду! И всё приготовил, как обещал. Однако
позвольте спросить, как прошло ваше путешествие? Представляю, сколь опасным и
малоприятным оно было с учётом нынешних обстоятельств!
Арматор несомненно имел в виду большую войну, начавшуюся в
прошлом году и поделившую Европу на два лагеря. Причиною конфликта был
опустевший мадридский трон, и речь шла о том, кому достанутся богатейшие
владения Испании — ставленнику французского короля, либо австрийским
Габсбургам. На стороне Вены выступили Англия и Нидерланды; Версаль поддержали
Испания и Бавария, так что медноволосая драчунья, стало быть, прибыла из
государства, союзного Франции.
Услышав о «тайном советнике», я уж решил, что здесь
разворачивается какая-нибудь шпионская интрига и огорчился, ибо, как говорил
Учитель, «худшие из людей — торговцы пороком и соглядатаи». Мне не хотелось,
чтоб моя благородная избавительница оказалась из этой породы. Все политические
интриги и козни, на мой взгляд, ужасная мерзость. Человеку, заботящемуся о
своей карме и внутренней гармонии, лучше держаться от таких дел подальше.
Но дальнейший ход беседы показал, что моё предположение
ошибочно. Хоть я и мало что поначалу понял, однако сообразил: шпионство тут,
кажется, ни при чём.
— Да, поездка заняла целых двадцать дней, — сказала госпожа
Летиция де Дорн. — Местности, где идут бои, пришлось объезжать стороной. Но
обозы и войска движутся по всем дорогам, это совершенно несносно. Однако, слава
Богу, теперь я в Сен-Мало, так что давайте не будем терять времени. Вот
задаток, о котором мы условились. Полторы тысячи ливров. — Она поставила на
стол ларец, а сама села в кресло. — Вторую половину вы получите, когда корабль
доставит сюда моего отца. Вся сумма выкупа в сундуке, который я оставила в
гостинице. Я передам сундук капитану.
Лефевр открыл ларец и начал пересчитывать деньги, очень
быстро и ловко. Он складывал монеты столбиками. Сразу было видно, что это
занятие для него приятнее всего на свете.
— Всё точно, — сказал он, закончив, и сделал скорбное лицо.
— Но… К моему глубокому сожалению, обстоятельства переменились. Всё из-за этой
проклятой войны, от которой я несу кошмарные, совершенно чудовищные убытки.
— Вы хотите поднять стоимость вашего вознаграждения? —
нахмурилась барышня. — Могу я узнать, на сколько?
Он негодующе замахал руками.
— Что вы, что вы! Слово Лефевра — булатная сталь!! Дело не в
моей комиссии. Она останется такой же. Но вот накладные расходы…
Арматор выпорхнул из-за стола и оказался у географической
карты, висящей на стене.
— Плавание в Барбарию — сущий пустяк. В мирное время наше
маленькое дельце не представляло бы большой трудности. Капитан, доставляющий в
Испанию или Марсель груз нашей сушёной трески, завернул бы в Сале, это
разбойничье гнездо, провёл бы необходимые переговоры, взял на борт вашего
батюшку, и вся недолга. Но из-за войны морская торговля прекратилась.
Купеческие корабли больше не плавают.
Девушка порывисто поднялась.
— Это довольно странно! Война идёт не первый месяц! Вы могли
бы написать, что отказываетесь от поручения, но вместо этого в вашем письме
было сказано: приезжайте. Объяснитесь, сударь!
— Именно это я и собираюсь сделать, мадемуазель. Не хотел
делать этого письменно, ибо в нынешние тревожные времена почта может быть
перехвачена, а моё предложение несколько… деликатно.
— В чём оно состоит? Говорите же!
— Я не могу отправить в Барбарию купеческое судно, потому
что оно станет лёгкой добычей проклятых англичан. Но можно снарядить корсарский
корабль. Он быстроходен и хорошо вооружён.
— Вы предлагаете послать за моим отцом пиратов? — поразилась
госпожа де Дорн.
Он засмеялся.
— У вас, сухопутной публики, довольно путаное представление
о таких вещах. Корсары вовсе не пираты.
— Разве они не грабят корабли?
— Разумеется, грабят.
— В чём же разница?
— В том, что захваченного пирата вешают на рее, а корсар
считается военнопленным. Потому что корсары грабят лишь те корабли, что ходят
под вражеским флагом. Чтобы стать корсаром, нужно иметь патент от
адмиралтейства. Получить его может далеко не всякий. А у меня патент есть.
Учтите, мадемуазель: пока не закончится эта война — а она может продлиться и
пять, и десять лет — никаким иным способом до Барбарии не добраться.
Барышня наморщила лоб — она всё-таки не понимала.
— Если корсарский патент — нечто совершенно законное, к чему
тайны? Почему вы боялись, что ваше письмо попадёт в чужие руки?
— Потому что негоциантский дом «Лефевр и сыновья» имеет
репутацию, сударыня. И я ею дорожу. Хоть многие арматоры Франции, Англии,
Голландии в военное время подрабатывают корсарством, никто этого не афиширует.
Ведь приходится потрошить корабли, принадлежащие вчерашним и завтрашним
торговым партнёрам. Это порождает недобрые чувства, обиды, озлобление. Вот
почему я могу сделать вам такое предложение только устно. У меня как раз
подготовлено отличное судно: лёгкий фрегат «L’Hirondelle»,
[16]
с лихим,
надёжным капитаном, господином Дезэссаром.
