Книга Сокол и Ласточка, страница 29. Автор книги Борис Акунин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Сокол и Ласточка»

Cтраница 29

Летиция подросла. Уже девушка. Высокая, стремительная в движениях, с загорелым лицом и облупившимся от солнца носом. Она ловко сидит в седле — не амазонкой, а по-мужски, потому что одета в кюлоты и рубаху (ей ужасно нравится носить старые вещи отца). Рядом, тоже верхом, Фердинанд. «Не трусь, — говорит он. — Ты из рода Дорнов. Вперёд!».

Ей очень страшно, но она гонит коня к барьеру — дереву, поваленному бурей. Не выдерживает, зажмуривается. Лошадь чувствует состояние всадницы и перед самым препятствием делает свечку. Будто памятью собственного тела я ощущаю удар о землю, черноту обморока. Потом вижу над собой нахмуренное лицо отца. Первое чувство — паника. Он разочарован!

«Я попробую ещё раз», — говорит девушка.

Снова разгон, но теперь она глаз не закрывает. Полёт, перехватило дыхание — и обжигающее счастье. Я сделала это! Он может мной гордиться!

Опять вдвоём с отцом.

Фердинанд фон Дорн пытается делать свирепое лицо, что у него плохо получается.

«Я проткну тебя, как перепёлку!» — рычит он, размахивая шпагой, на острие которой насажена винная пробка. Но, если клинок пробивает защиту и бьёт в живот или грудь, это всё равно очень больно.

Летиция уворачивается, парирует удары, а стоит противнику ослабить натиск, немедленно переходит в контратаку.

Фердинанд доволен

«Барышне полезно прикидываться слабой и беззащитной, чтобы дать возможность мужчинам проявить рыцарство, — говорит он во время паузы, закуривая трубку. — Однако нужно уметь за себя постоять. Не всегда рядом с тобой окажется рыцарь. Если у тебя нет оружия, бей обидчика носком в голень или коленкой в пах, и тут же лбом или кулаком в нос. На такие удары большой силы не нужно».

Дочь кивает. Думает: «Он знает, что у меня никогда не будет мужа, поэтому и учит. И очень хорошо, что не будет».

Теперь мне понятно, почему Кривой Волк потерпел на Испанской набережной столь быстрое и позорное поражение.

Больше всего картин, где Летиция одна. Собственно, она почти всегда одна.

С книгой в саду.

Зимой у окна — смотрит на пустое поле.

Вот поле стало зелёным — уже весна, но девушка сидит в той же позе.

Иногда она держит в руках письмо и улыбается — это прислал весточку отец. Но чаще пишет сама.

Я без труда могу заглянуть ей через плечо и проследить за кончиком пера, выводящего на бумаге ровные строчки.

«Умоляю вас, батюшка, не верить мягкости константинопольского климата. Я прочла, что ветер с Босфора особенно коварен в жару, ибо несомая им прохлада кроме приятности таит в себе опасность простуды, столь нежелательной при вашей слабой груди…»

Или другое письмо, более интересное, но пронизанное горечью:

«Милая Беттина, в отличие от тебя, я предпочту прожить свой век старой девой. Радости материнства, в коих ты чаешь найти утешение, кажутся мне сомнительными. Они вряд ли способны оправдать тяготу жизни с супругом. Ведь мужчины грубы, хвастливы, жестоки, они считают нас глупыми и ни на что кроме деторождения не годными, а сами очень плохо умеют распорядиться властью, которую захватили. Впрочем не буду с тобой лукавить. Когда я вижу красавца с умным лицом и гордой осанкой, в особенности если у него ещё зелёные глаза, моё дурацкое сердце сжимается и ёкает, но, по счастью, зеленоглазые красавцы на моём пути попадаются редко, и я всякий раз нахожу в них какой-нибудь изъян. Зелен виноград! Скорей бы уж миновала молодость, проклятый возраст, почему-то называемый золотой порой жизни. Единственный мужчина, с кем я хотела бы жить — мой дорогой отец. Скоро ему наскучит странствовать, он вернётся в Теофельс, и тогда я буду совершенно счастлива».

Письма, одинокие прогулки верхом, книги, снова письма. Дни жизни Летиции окрашены в неяркие цвета — светло-зелёный, блёкло-жёлтый, серый. Или мне это кажется, потому что я привык к сочным краскам южных морей?

Потом гамма вдруг меняется, мир чернеет, будто погрузившись в мрак ночи или затемнения.

Я вижу Летиция с отцовским письмом в руках — опять. Но она не улыбается, а плачет.

Фердинанд фон Дорн пишет, что ему опять невероятно повезло. Он вёл тайные переговоры с турками ввиду надвигающейся войны и получил некоторые очень важные гарантии для своего государя. Правда, на обратном пути корабль был захвачен марокканскими корсарами, но судьба и тут не оставила своего любимца. Он, один из немногих, остался жив, и хоть в настоящее время содержится в темнице в малоприятных условиях, но уже сумел договориться о выкупе. Нужно собрать и доставить в марокканский порт Сале 5000 французских ливров. Придворная канцелярия, конечно же, не пожалеет такой пустяшной суммы за освобождение дипломата, столь много сделавшего ради славы и прибытка его высочества курфюрста.

О, я хорошо знаю, что собой представляют марокканские корсары из страшного города Сале! От одного этого названия бледнеют моряки всей Европы.

Морские разбойники Барбарии бесстрашны и дики. Их флаг — отсечённая рука с ятаганом. Низкие, проворные корабли мавров шныряют вдоль побережья Иберии, Франции и Англии, добираясь даже до Ирландии. Ужасней всего, что охотятся они на людей. Повелитель марокканских исчадий ада, султан Мулай-Исмаил, требует от своего порта Сале платить подать живым товаром. Султану нужны женщины для гаремов и рабочие руки.

А ещё белые пленники нужны Мулаю, чтобы продавать их христианским монархам за выкуп. Обычная цена за голову — 800 ливров, так что Фердинанда фон Дорна, видно, сочли важной птицей (сомнительное везение). С другой стороны, иначе его не оставили бы в Сале, а отправили в цепях вглубь Барбарии, в город Мекнес, где султан строит посреди пустыни огромный город-дворец протяжённостью в 300 миль.

Про Мулай-Исмаила известно, что он свиреп и непредсказуем. Каждый день он кого-нибудь убивает собственноручно — за мелкую провинность или просто так, для забавы. Подданные с трепетом ждут, в каком одеянии султан нынче выйдет. Если в зелёном, значит, смертей будет немного. Если в жёлтом, жди большой беды. Из всех иноземных владык Мулай считает себе равным только Короля-Солнце, и потому французские корабли могут плавать по Средиземному морю и Бискайскому заливу без страха. Без опаски заходят они и в марокканские порты — в этом арматор Лефевр не солгал.

Однако я отвлёкся.

На письме из Сале картинки не закончились, но темп их убыстрился — все последние месяцы Летиция жила, словно сотрясаемая лихорадкой.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация