Остальные молча жевали, разглядывая новенького. Капитан
Дезэссар резко поднялся, нахлобучил шляпу.
— Пойду сменю Проныру.
И вышел, оставив в миске недоеденную похлёбку. Я перелетел в
угол, чтобы привлекать к своей персоне поменьше внимания, и стал наблюдать, как
девочка знакомится с офицерами, а заодно попробовал составить мнение о каждом
из них.
Лишь двое из сидевших вокруг стола были (или, по крайней
мере, выглядели) джентльменами: щеголеватый штурман и ещё один господин с такой
кислой миной, будто он пил из стакана не вино или сидр, а чистый уксус.
Остальные трое были без париков, без камзолов и на вид ничем не отличались от
матросов. Головы повязаны платками, грубые рубахи распахнуты на груди. Что ж,
корсарское судно — это вам не регулярный корабль королевского флота.
Да и вели они себя, как неотёсанные деревенщины. Если б не
развязный ирландец, они ещё долго пялились бы на доктора, прежде чем сообразили,
что надо познакомиться.
Но Логан, даром что тоже новичок, в два счёта всех
представил.
— Это Гош и Друа, — показал он на двух крепышей, похожих
друг на друга, словно два жёлудя.
Они и вправду оказались близнецами, а капитану Дезэссару
приходились племянниками.
— Я ещё не научился их различать, — с улыбкой продолжил
Гарри. — Кто из вас кто, ребята?
— Я — Друа,
[22]
потому что я старший, — важно молвил один.
— Всего на полчаса, возразил Гош.
[23]
— Зато я первый
лейтенант, а ты второй!
Ага, приметил я: у Друа серьга в правом ухе, у Гоша — в
левом. Не перепутаем.
Друа угрюмо сообщил:
— Ничего. Дядя сказал, что в следующем плавании старшим
помощником снова буду я!
— Если опять не потеряешь якорь, как тогда в Бресте, —
вставил Левый.
— А ты у мыса Грюэн чуть не посадил нас на мель!
Гош перегнулся через стол и звонко влепил брату ложкой по
лбу. Второй лейтенант в ответ плеснул первому из кружки в физиономию, и господа
офицеры схватили друг друга за рубахи.
— Тихо вы, петухи! — прикрикнул на скандалистов пожилой
седоусый мужчина.
Близнецы, сердито сопя, сели на место.
— Это наш старший пушкарь, мсье Кабан, — как ни в чём не
бывало продолжил ритуал знакомства штурман. — Господам лейтенантам он
приходится батюшкой, а нашему капитану, стало быть, братом.
— Рад познакомиться, мсье Дезэссар, — вежливо поклонилась
Летиция.
— «Мсье Дезэссар» на фрегате один, а я — Кабан. Так и зови
меня, парень.
Он, действительно, был похож на кабана. Пегие усы напоминали
два клыка, маленькие глазки поглядывали из-под щетинистых бровей остро и хитро.
— А меня извольте называть «мэтр Салье», — сказал уксусный
господин, с достоинством откинув с лица пыльный локон парика. — И я буду звать
вас «мэтр Эпин». Должен же хоть кто-то здесь показывать пример цивилизованного
обращения.
— Рад познакомиться, мэтр Салье.
— А попросту «Клещ», — вставил первый лейтенант, и второй
прибавил:
— Точно. Только так его у нас и зовут.
Мэтр Салье поморщился, но не снизошёл до ответа.
— Я королевский писец. И никому тут не родственник, не
свойственник, не кум и не сват. Надеюсь, доктор, мы с вами сойдёмся. Учёные
люди должны держаться друг друга, особенно в таком, с позволения сказать,
непрезентабельном обществе.
Ах, вот кто это. Ясно.
У французского короля ни один корсар не имеет права выходить
в море без адмиралтейского чиновника, призванного охранять интересы короны. Он
должен строжайшим образом регистрировать всю добычу и следить за тем, чтобы
команда ничего не утаила.
На эту должность подбирают людей определённого склада:
желчных, придирчивых, подозрительных. Власти специально следят, чтоб писец был
для экипажа чужаком и, желательно, состоял в неприязненных отношениях с
капитаном. Несчастные случаи на море не редкость, и проще простого было бы
устроить для не в меру дотошного инспектора какое-нибудь происшествие. Скажем,
выпал человек за борт. Или отравился протухшим мясом. Однако с королевскими
писцами подобные неприятности почти никогда не случаются, как бы люто ни
ненавидели этих крючкотворов моряки. Потому что смерть адмиралтейского
чиновника, неважно по какой причине, влечёт за собой обязательное неторопливое
расследование, на время которого корабль со всем его содержимым помещается под
арест. Дотошные допросы, очные ставки и обыски иногда тянутся месяцами, и, пока
дело не будет закрыто, никто кроме тяжело больных не смеет сойти с корабля на
берег. Можно, конечно, дать взятку, чтобы ускорить волокиту, но обойдётся такая
мзда ох как недёшево.
Господин Салье по прозвищу Клещ, судя по виду и разговору,
был классическим образчиком своей профессии.
На столе, накрытом деревянной решёткой с ячейками разной
величины (туда ставили миски и стаканы, чтоб они не елозили по поверхности от
качки), два прибора стояли нетронутыми.
— Это место капеллана. Чудак сказал, что будет кормиться с
матросами, — пожал плечами Логан, попивая сидр из необычного вида кружки:
сверху она была оснащена перепонкой. Я не сразу сообразил, что франтоватый
штурман таким образом оберегает свои навощённые усики. — А вон там сидит
мичман. Он сейчас на вахте.
— Его звать Проныра, он сынок нашей кузины Гуэн, —
присовокупил Кабан. — Вы, доктор, держите с ним ухо востро и, главное, не
садитесь в карты играть.
Тут же вошёл и мичман, будто стоял за дверью.
— Чего вы врёте, дядя?! — сказал он, подтвердив моё
предположение. — Завидуете моей учёности, вот и беситесь. — Он сел к столу и
жадно вгрызся в солёный окорок. — Это кто, лекарь? Привет, лекарь. Я тут один
настоящий морской офицер, в гидрографической школе учился. Не то что эти.
— Полгода всего, потом тебя попёрли, — заметил один из
близнецов.
— А вы никто вообще не учились! Поэтому я уже мичман, а вы в
мои годы по реям лазили… Ох, хорошая лошадка!
Летиция, хоть и была голодна (за вчерашний день она не съела
и крошки), посмотрела на еду с некоторым испугом. Ей ещё предстояло привыкнуть
к корабельной пище.
