Я изумилась и чуть было не спросила: «Зачем это вам?» Однако
вовремя вспомнила, что капитан Дезэссар мечтает о дворянстве — об этом
рассказывал арматор Лефевр. Та же болезнь, которой страдает мой сводный братец
Мёнхле. Никогда не могла понять желания прицепить к своему имени частицу «фон»
или «де», как будто таким смешным манером можно действительно сделаться
благородней! Люди истинно благородные не нуждаются во внешних атрибутах
достоинства — оно обретается в их душе и неотделимо от неё.
7 марта, вторник
Десятый день плавания.
Ветер W, слабый. Облачно. За сутки пройдено 77 миль. Широта
40°11’N.
Сегодня изучала лечение поносов алиментарного и нервического
происхождения. Оказывается, это очень интересно, особенно кровавая диарея
эпидемического свойства. Эта страшная болезнь превратила не одно судно в
корабль-призрак, населённый мертвецами.
Провела в кают-компании, во время третьей вахты, первое
занятие с капитаном. Учила его пользоваться вилкой, держать столовый нож тремя
пальцами, а также не чавкать и не хлюпать. Наука даётся ему с большим трудом,
он весь вспотел. Тяжелее всего оказалось жевать с закрытым ртом. Бедняга
жалуется, что от этого начинает давиться.
Во время ужина он поразил офицеров свежеобретёнными
манерами. Даже Логан, слывущий у нас в кают-компании «тонкой штучкой», не имел
понятия о салфетках. Когда Дезэссар важно вытер губы лоскутом белой ткани, за
столом воцарилось гробовое молчание. Ещё удивительней всем показалось, что
капитан не откусывает прямо от окорока, а отрезает ножом тонкие ломти. Теперь и
я могу есть цивилизованно, не боясь вызвать осуждение или насмешку (хоть Кабан
и обозвал меня «мартышкой» за подражательство).
Очень надоела «солёная лошадь», которой на корабле кормят
пять дней в неделю. По субботам подают сушёную треску, и лишь по воскресеньям бульон
с куском свежего мяса. Пьют все сидр или красное вино. Коньяк или ром берегут
для особенных случаев. Впрочем, говорят, что перед сражением для храбрости
каждому члену экипажа положена так называемая боевая порция.
8 марта, среда
Одиннадцатый день плавания.
Ветер NW, порывистый. За сутки прошли 112 миль. Широта
39°24’N.
Медицинского учения сегодня не было. Отец Астольф сказал,
что мозгам нужно давать отдых, тем более нынче день святого Филемона. До
обращения в христианство и мученической гибели в пучинах вод Филемон был
актёром и большим любителем прекрасного пола. В его память у некоторых народов
принято в этот день выказывать женщинам знаки приязни и внимания.
Признаться, я рада передышке. За исключением часа, который
ушёл на то, чтобы познакомить капитана с тайнами носового платка, весь день я
провела на палубе, вдыхая запахи океана и думая об отце, которого, с Божьей
милостью, я увижу всего через неделю.
9 марта, четверг
Двенадцатый день плавания.
Ветер SW и S. Ясно. В полдень повернули через фордевинд и
легли на S. Курс на мыс Феншал.
Кровопускание производится так. Сначала к телу
прикладывается скарификатор. Нажатием пружины выпускаешь двенадцать секаторов,
которые моментально и почти безболезненно производят разрезы. На места разрезов
ставятся подогретые банки для высасывания избытка крови. После того, как банки
наполнятся целиком, до половины или до четверти (в зависимости от состояния
пациента), их нужно снять, остановить кровотечение прикладыванием тампона,
смоченного в растворе спорыньи, и залепить ранки промытой рыбьей кожей. Сначала
отец Астольф заставил меня поупражняться на нём самом, потом вызвал боцмана
Выдру, который очень любит лечиться и нечувствителен к боли. Теперь я знаю, что
эта не столь сложная операция мне по силам.
Тот же день, вечер.
Я собиралась пустить кровь и капитану, цвет физиономии
которого свидетельствует о перенасыщенности тела гуморами, но в это время
марсовый матрос закричал: «Парус!»
Ударил колокол, все бросились по местам. Скоро стало ясно,
что это английский купец, трёхмачтовый флейт. Мы пустились за ним в погоню.
У нас лучше парусность и мы находились на ветре, поэтому, по
словам Д., погоня получилась недолгой. Мне, правда, так не показалось.
Понадобилось шесть с половиной часов, чтобы преодолеть жалкие полсотни
кабельтовых, отделявшие «Ласточку» от англичанина. Вначале я была возбуждена
первой корсарской схваткой, но потом заскучала. Да и не было никакой схватки.
Когда Кабан выпалил из носового орудия, взметнув столб воды справа от флейта,
купец понял, что до темноты ему не дотянуть, и лёг в дрейф.
Д. и королевский писец отправились осматривать добычу. Я
увязалась с ними из любопытства и присутствовала при переговорах с капитаном
«Фортуны», бристольского судна, которое везло на Ямайку груз чугунных чушек.
Переговоры представляли собой тягучее и многословное
препирательство из-за суммы выкупа. Д. угрожал, что посадит на «Фортуну» свою
команду, а британцев запрёт в трюм и они проторчат в плену до конца войны. Но
английский капитан смекнул, что мы в самом начале плавания и не захотим
сокращать своей экипаж ради старого корыта, гружённого чугуном. Кончилось тем,
что мы получили вексель на голландскую банковскую контору, которая существует
специально для таких случаев. Вексель забрал мэтр Клещ, мы вернулись на «Ласточку»
и встали на прежний курс.
До чего же, оказывается, скучно ремесло корсара!
Я испытываю смешанные чувства по поводу случившегося. С
одной стороны, жалко англичанина — он всё сетовал, что теперь владельцы спишут
его на берег. С другой стороны, часть от этих 2800 ливров достанется мне и
очень пригодится для уплаты долга «герру коммерциенрату».
10 марта, пятница
Тринадцатый день плавания.
[24]
Сегодня, наконец, перешли к хирургии, которой я боюсь больше
всего. Начали с переломов рук и ног — это самое простое из увечий, с которыми
мне придётся иметь дело. Я научилась: замешивать гипс; выправлять кость;
накладывать шину. По-настоящему трудно только второе, особенно, если перелом
открытый. Отец Астольф принёс несколько щепок разной толщины, завернул их в
бумагу. Которая изображала кожу, и мы долго исполняли странный ритуал. Он с
хрустом ломал деревяшки об колено, а потом я их «лечила», аккуратно распрямляя.
Заклеивала порванную бумагу, клала шины, потом работала с гипсом.
