Я так сосредоточенно вслушивался, что не заметил, как сзади
подошёл Дезэссар.
— Вылечите мне этого англичанина, доктор, — сказал он,
безуспешно пытаясь открыть замочек на медальоне. — Он чертовски богат. За
такого гуся я могу получить пятьдесят, а то и сто тысяч!
— Я попробую. — Летиция вытирала платком кровь с лица
раненого и всё внимательней вглядывалась в его черты. Кажется, лишь теперь она
заметила, до чего он хорош собой. — Но не знаю, удастся ли…
Капитан схватил её за локоть. По-моему, он уже забыл, что
«мсье Эпин» на самом деле никакой не лекарь.
— А вы постарайтесь! Если он не сдохнет, и я получу выкуп,
пятая часть ваша.
Летиция покосилась на него.
— Я же сказал вам: сделаю, что смогу. Но если вы
рассчитываете содрать такие деньги, зачем мелочиться? Верните медальон. Должно
быть, он дорог этому человеку. Вот если умрёт, тогда и заберёте.
Дезэссар вздохнул и неохотно положил безделушку на грудь
раненого.
— Пусть его перенесут в нашу каюту, — сказал отец Астольф. —
Врач должен неотлучно находиться с ним рядом. А я переберусь в кубрик, к
матросам.
* * *
— Ах, Клара, я и не знала, что мужчины бывают так красивы, —
говорила мне девочка на следующее утро.
Всю ночь мы просидели над бесчувственным Греем. Несколько
раз Летиция погружалась в дремоту, потом виновато вскидывалась и подносила к
лицу больного фонарь — всё ли в порядке. Напрасно она тревожилась. Я не спал ни
мгновения. Если бы что-то случилось, я бы немедленно её разбудил.
Корабль ночью плыл на запад, на рассвете опять зашёл в
какую-то укромную бухту, известную нашему бывалому штурману, и простоял там до
заката.
Но это я забегаю вперёд.
Рано утром, когда в открытый пушечный порт полился мягкий розоватый
свет, Летиция погасила лампу и склонилась над лордом Рупертом.
Тогда-то она и произнесла вышеприведённую фразу приглушённым
и, как мне показалось, несколько растерянным голосом.
Я горделиво поцокал, как будто слова были сказаны по моему
адресу.
Эх, милая, а если б ты видела, каков он в бою, на
капитанском мостике! Если б ты знала его историю, как её знаю я!
Но и без этого Летиция не могла оторвать взгляда от
лежащего.
— Наверное, и его суженая — писаная красавица, — печально
молвила она. Немножко поколебалась, взяла медальон и, в отличие от неуклюжего
Дезэссара, сразу нашла замочек.
Я заглянул поверх её плеча и увидел то, что рассчитывал
увидеть: миниатюрное изображение погибшей «Русалки». Летиция же была озадачена.
— Какой странный, — пробормотала она. — Видимо, он холост…
Тут она тихонько замурлыкала какую-то песенку и
преисполнилась деловитости — затеяла обтирать больного (дал нам вчера отец
Астольф такую рекомендацию).
Правда, он велел использовать для этого смоченную в спирте
тряпицу, а Летиция тёрла грудь и плечи пленника влажной ладонью. Её движения,
вначале быстрые, становились всё медленней, так что казалось, будто она его
просто гладит.
Внезапно она отдёрнула руку и опустила на Грее рубашку.
— Что со мной? — сказала Летиция с испугом. — Это нехорошо!
Клара, это очень нехорошо! Мне это не нравится! То есть…
Она закусила губу, не договорив.
Я хорошо знаю мужчин, но женщин пока изучил недостаточно.
Что тут нехорошего и что может не нравиться, я не понял.
Девочка и днём почти не отлучалась — только проведать
спасённых испанцев, среди которых, по счастью, раненых не было. Пока Летиция
отсутствовала, её заменял францисканец, который довёл процедуру обтирания до
конца, а также искусно размял пленнику мышцы рук и ног. Жаль, Летиция не видела
лорда Руперта полностью раздетым. Возможно, она избавилась бы от предубеждения
относительно мужской наготы. Матросы «Ласточки», которых она пользовала, все,
как на подбор, были узловатой и кривоногой плебейской породы, а тело капитана
Грея напомнило мне статую олимпийца. Увы, к тому времени, когда моя питомица
вернулась, пациент был уже вновь одет, а его голову обвязывал платок,
пропитанный целебным бальзамом.
Предполагаю, что именно это лекарственное средство, состав
которого, к сожалению, мне неизвестен, и вернуло больного в сознание.
Я упустил момент, когда это случилось.
«Ласточка» так плавно покачивалась на якоре, проникающий в
каюту бриз был так свеж, что мы с Летицией оба задремали — сначала она, а за
нею и я. Было это уже ближе к полудню.
Затрудняюсь сказать, долго ли я спал. Может быть, всего
несколько минут. Но когда открыл глаза, пленник уже очнулся. Он обвёл взглядом
тесную конурку, меня на пушечном лафете, остановился на привалившейся к
переборке Летиции. Брови Грея (пожалуй, слишком изящные для мужчины)
приподнялись.
Я стукнул клювом по стволу орудия и подал голос, чтоб
разбудить девочку. Она встрепенулась. Посмотрела на лорда Руперта, с её уст
сорвалось:
— Господи, у него ещё и глаза зелёные!
Эта странная, произнесённая спросонья фраза прозвучала
испуганно.
— Кто вы, мисс? — спросил больной охрипшим голосом. — Почему
вы в мужском платье?
Я обомлел. Летиция тем более.
— Откуда… Как вы догадались? — пролепетала она, тоже
по-английски.
Он ответил так, что я понял, а Летиция — нет:
— Я чувствую горько-сладкий вкус полынного ликёра, это не
мужской напиток.
Она опустилась на колени у изголовья, взяла Грея за руку и
пощупала пульс.
— Вы ещё не совсем пришли в себя. Это ничего, главное, что
вы очнулись.
Лорд Руперт попробовал приподняться, но у него не
получилось. С губ сорвался стон, голова бессильно упала на подушку.
— Что за чертовщина… Не могу пошевелиться… Я вспомнил.
«Русалка» погибла. Мои люди тоже. Почему я жив? Где я?
— Вас спасло чудо, — ответила она, довольная, что речь
контуженного становится более осмысленной. — Вы на французском судне.
— Франция — союзница Испании. Если моя страна воюет с
испанцами, то, значит, и с вами. Я в плену?
Она кивнула.
— Это не так важно. Главное, вы живы. Благодарите Господа.
