В силу обстоятельств своей неординарной жизни я девственник
и таковым, вне всякого сомнения, останусь, поэтому меня никак нельзя считать
авторитетом в вопросах спаривания. Однако отстранённость не мешает (скорее даже
помогает) мне смотреть на эту сторону жизни объективно, делать сравнения. Не
без гордости замечу, что прелюдия к случке у нас, птиц, выглядит гораздо
красивее и благороднее, чем у людей. Мы не хватаем самок за выступающие части
тела, не издаём вульгарных криков, не прибегаем к грубой силе, если нам
отказывают. Мы привлекаем подруг пением — в меру видовой принадлежности и
таланта. Мы нежны, уважительны. У нас, попугаев, считается недопустимым
оставить оплодотворённую самку без заботы, а новорожденных птенцов без
пропитания. И потом, мы никогда не врём своим избранницам, как это делают
двуногие. Я читал Ронсара, Шекспира и Ариосто, воспевающих романтическую
любовь. После чего проникся глубоким недоверием к литературе. Что-то не
встречал я галантных кавалеров, трепетных Ромео и рыцарственных Роландов. Во
всяком случае среди моряков.
О чём в это время думала Летиция, я могу только
догадываться. Она всё время молчала, лишь один раз шепнула сама себе: «Он на свете
такой один, это несомненно…»
Кто, кто, кто? — спросил я, потеребив её за рукав. Но ответа
не получил.
Наконец на лестнице появился Гарри. Его провожали аж три
девки, с которыми он щедро расплатился. Стараясь не хлопать крыльями, я
перелетел на перила и слышал, как ирландец давал своим подружкам последние
наставления:
— …та получит сотню золотых. Слово Гарри Логана! Но только
не вздумайте подсунуть мне чужого байстрюка. Своих деток я всегда отличу. А
если кто из вас понесёт, да вытравит плод, вырежу на лбу крест, так и знайте!
— За сто пистолей я хоть каймана выношу, — сказала одна из
девушек. Остальные, кажется, были того же мнения.
Тут Гарри заметил внизу пухлую пожилую даму, одетую во всё
чёрное. По виду её можно было бы принять за почтенную матрону, но я видел, что
именно она тут всем заправляет. Вышибалы, проститутки и даже клиенты слушались
её беспрекословно. То была хозяйка «Бутончика» мадам Роза.
— Эй, тётушка, надо поговорить! — крикнул сверху штурман.
Очевидно, они были старые знакомые. Содержательница борделя
улыбнулась, обнажив гниловатые зубы, и поманила ирландца в угол, где у неё
стояла конторка с денежным ящиком.
Я, разумеется, немедленно занял удобную позицию — на лампе,
прямо над ними, позаботившись о том, чтоб не попасться на глаза Логану. Моя
питомица тоже произвела осторожный манёвр. Надвинув шляпу на глаза и стараясь
держаться в тени, переместилась вдоль стены и спряталась за шкафом. Никто не
обратил на её странное поведение внимания. Я давно заметил, что в публичном
доме вообще мало пялятся по сторонам. И посетители, и шлюхи слишком заняты
немудрящей игрой, которая предшествует спариванию.
— Ну как тебе мои цыпочки, шалун? — спросила мадам Роза,
потрепав Логана по веснушчатой щеке.
Он пожаловался:
— Страшны, как жабы.
— Ты не просил красавиц. Ты сказал: чтоб были посерёдке
между месячными, когда бабе легче забрюхатеть. Таких я и выбрала. Не забудь,
что ты обещал: если у какой-нибудь из них по твоей милости случится простой в
работе…
— Заплачу, заплачу, — нетерпеливо оборвал штурман. — Ты
лучше скажи, обдумала моё предложение?
Мадам Роза пожевала губами.
— Ты хочешь купить у меня трёх чёрных девушек. Так?
— Да. Желательно помясистей.
— Не взять напрокат, а именно купить? — уточнила она.
— Да, да, чёрт бы тебя побрал! Есть товар или нет?
— Гарри Логан, ты хочешь стать моим конкурентом, — горько
сказала почтенная дама. — После всего, что я для тебя сделала! Признавайся!
— Нет. Я увезу их из Фояля. Ты никогда их больше не увидишь.
Клянусь. Сколько ты хочешь за трёх чёрных толстых баб?
Переговоры перешли в деловую стадию.
— Полные девушки пользуются хорошим спросом. Чем толще, тем
желанней. Я продам их тебе по весу. Пять ливров за фунт живого мяса. И делай
потом с ними, что хочешь.
— Это сколько же выйдет?
Штурман выглядел озадаченным.
— Считай сам. Во мне сто пятьдесят фунтов. Значит, я бы
обошлась тебе в семьсот пятьдесят монет.
Она захихикала, а Гарри почесал затылок.
— Если на вес, беру тощих. Но тогда не по пять ливров, а по
три.
Минут десять они торговались. Гарри требовал скидки за
старую дружбу и оптовую покупку. В конечном итоге сошлись на полутора тысячах,
поплевали на ладони и скрепили сделку рукопожатием.
Тут мадам Роза сказала:
— Добавь сотню и получишь в довесок одну белую. Всего за
сотню!
— Чего это ты так расщедрилась? — прищурился штурман. —
Говори правду, старая мошенница. Меня всё равно не проведёшь.
— Я и не думала тебя обманывать. Есть у меня одна стерва, об
которую я три плётки измочалила, а всё без толку. Злющая, как бешеная собака.
Но если ты берёшь девок на вывоз, чтобы перепродать, какая тебе разница?
Он согласился:
— Это верно. Однако я хочу видеть, что покупаю.
Кажется, Логан затеял целый весенний сев, подумал я. Неужели
он собирается взять в плавание гарем, чтоб уж наверняка заработать кредит у
Господа? Тут два вопроса. Во-первых, как на это посмотрит команда? Во-вторых,
чего ради ирландцу авансировать Всевышнего сразу на столько душ?
Нечего и говорить, что второй вопрос занимал меня гораздо
больше первого.
Охранники-мулаты привели четырёх девушек. Три чернокожие
были тощие, забитые и испуганно жались друг к другу. Четвёртая, со спутанными
волосами цвета пакли, в грязном дырявом платье, была с цепью на шее и
связанными руками. На скуле у неё красовался синяк, светлые глаза непримиримо
сверкали.
— Поганая старая крыса, — сказала она хозяйке вместо
приветствия. — Чтоб у тебя нос провалился. Чтоб ты на собственных кишках
повесилась! Чтоб тебя обрюхатила шайка прокажённых! Чтоб в твоей утробе
завелись черви! Чтоб у тебя из…
Мадам Роза подала знак, и скандалистке заткнули рот, но
из-под кляпа продолжало доноситься невнятное рычание.
— Это бешеная Марта. Остальных зовут Бубу, Муму и Куку. Они
славные девочки. Ну что, берёшь?
Логан почесал подбородок.
