В июне Джонни отвез на тележке большие горшки с рассадой королевских дынь к реке и погрузил их на небольшую баржу, чтобы отвезти вверх по реке, в Уимблдон. Он отправился один, он даже не сказал отцу, что едет, совершенно верно предположив, что Джон надеялся — сын позабыл об этих семенах, и можно подсадить их к другим дыням в Ковчеге.
С собой Джонни взял несколько досок, чтобы сделать раму, пилу, молоток и горсть гвоздей, положил в карман кусок хлеба с сыром.
— Будешь строить дом и сажать сад? — улыбнулся лодочник.
Джонни в ответ не улыбнулся.
— Я выполняю поручение. — Он был серьезен. — Поручение моего господина.
Сад, окружавший дворец, и огород при кухне заросли сорняками. Но Джонни обнаружил теплую стену, обращенную на юг, и провел утро, сколачивая и устанавливая раму под грядку. Потом он засыпал туда земли и сделал грядку под посадку дынь. Закончив подготовку, посадил драгоценную рассаду, сохранив приличное расстояние между росточками, и тщательнейшим образом натаскал воды в пустом глиняном горшке, затыкая пальцем дыру в днище.
Джонни был сыном своего отца. Ему трудно было оставить нетронутым весь остальной сад и ограничиться прополкой грядки с дынями. Он ведь видел, что отличительные особенности типичного сада Традескантов уже начали исчезать.
Южный фасад дворца выходил на широкую мощеную террасу, обращенную к саду, и в сад вела внушительная двойная изогнутая лестница, спускавшаяся полукругом. Джонни видел каменные горшки на террасе и правильно догадался, что его отец наверняка посадил бы в них цитрусовые деревья, подстриженные в блестящие зеленые шары. У подножия лестницы были бы цветочные клумбы, на этих местах все еще валялись вялые, мертвые листья тюльпанов, пробившиеся через сорняки и протянувшие свои яркие чашечки к слепым окнам над ними. Фонтаны и водоемы, когда-то засаженные ирисами и лютиками, теперь заросли водорослями. Декоративное озеро покрылось ядовито-зеленой пленкой, но на грязной поверхности там и сям все еще виднелись белые и розовые чашечки кувшинок. Старомодный регулярный сад был все еще виден, но четкий рисунок живых изгородей из лавровых кустов был размыт проросшими сорняками, а белые камешки на дорожках стали грязными. Джонни оглядел запущенный летний сад, тщательно распланированный и засаженный так, чтобы получилось особое место отдохновения для королевы, и понял, что дело короля действительно проиграно.
Он решил, что ничего уже не может сделать для сада. Но позже, летом, когда дыни зацветут, он приедет снова и проведет опыление мягкой кисточкой из кроличьего хвостика. А когда уже будут завязи, он привезет дорогущие отцовские стеклянные колпаки для дынь и накроет каждое растение, чтобы заставить их созреть. Он не думал о том, что будет делать с полученными плодами. Король совершенно ясно приказал их вырастить, значит, только он сам или его сын могли их съесть. Возможно, Джонни придется отправиться во Францию, найти там королевского сына и передать ему эту эксцентрическую часть наследства.
Джонни передернул плечами. Что делать с урожаем — вопрос будущего. Его задачей было исполнить последнее повеление короля. Король Карл приказал Традесканту создать грядку с дынями в его поместье в Уимблдоне. Это приказание было выполнено.
Когда Джонни вернулся домой, он обнаружил, что отец рассержен тем, что пропал целый рабочий день, и не горит желанием одолжить попозже стеклянные колпаки для дынь. Но мачеха выступила на защиту Джонни.
— Оставь его в покое, — посоветовала она Джону, заплетая косы на ночь и готовясь ко сну. — Он всего лишь сажает цветы на могиле. Дай ему возможность сделать это для короля, и, может быть, он почувствует, что сделал все, что нужно. Тогда он наконец поймет, что короля больше не нужно защищать, и снова сможет стать счастливым и наслаждаться миром.
Лето 1650 года
Эстер могла предсказать развитие чувств Джонни не хуже Элиаса Эшмола с помощью его астрологических приемов, за исключением лишь одного момента, который она не приняла во внимание, а именно — бесконечной решимости Стюартов вернуть себе утраченную корону.
В июле Карл Стюарт прибыл в Эдинбург и сформировал новый союз с шотландцами, которых всегда соблазняла возможность заключить соглашение с одним из собственных Стюартов и, соответственно, надежда на лакомые жирные куски, которые мог пожаловать богатый английский монарх. Он обещал им все, что они просили, а они пообещали ему армию для завоевания Англии и возвращения монархии.
Джозеф вернулся из Ламбета и вошел в столовую с этими новостями. Вся семья сидела за завтраком. Френсис и Александр Норман расположились друг напротив друга по обеим сторонам стола. С ними за столом сидели математик Филипп Хардинг и художник Пол Квигли. Ошеломленное молчание было прервано звоном ложки, выпавшей из рук Джонни, и скрежетом отодвигаемого им стула.
— Неужели все сначала? — воскликнул Джон. — Когда же это кончится? Разве он не видит, что полное поражение потерпели и он сам, и его дело? И что он в долгу перед своей отчизной! Если он вообще испытывает к ней хоть какое-то чувство привязанности или любви, то он просто должен оставить нас в покое и позволить жить своей жизнью без новой войны!
— Я еду, — решительно сказал Джонни. — Он наверняка пойдет походом на Англию, и я должен быть там.
— Помолчи, — резко сказала Эстер, неуверенная в безопасности подобного высказывания.
Оба гостя тактично поднялись на ноги.
— Я прогуляюсь по саду, — сказал Филипп Хардинг.
— Я пойду с вами, — сказал доктор Квигли.
За ними закрылась дверь.
— Это было неразумно, Джонни, — мягко заметил Александр Норман. — Что бы ты ни думал, не следовало говорить об этом вслух так, чтобы люди решили, что это твой отец питает роялистские чувства и позволяет высказываться подобным образом за этим столом.
Джонни вспыхнул.
— Прошу прощения, — обратился он к отцу и к Эстер. — Больше это не повторится. Это произошло из-за таких неожиданных новостей.
— И Джозефу не следовало так вот сразу ляпать, — сердито сказала Френсис. — Ты никак не можешь ехать. Это слишком далеко. И наверняка все предприятие провалится.
— Почему же? — горячо возразил Джонни. — Почему обязательно провалится?! Когда шотландцы в последний раз сражались с англичанами, они были сильнее. И парламент никогда бы не победил короля, если бы они не подружились с шотландцами. Они смогут пойти на Лондон и привести с собой короля.
— Только не тогда, когда у них на пути будет генерал Ламберт, — заметил Александр.
Джонни остановился.
— А он выступит против них? Шотландцы никогда Ламберта не побеждали.
— Он просто будет обязан сделать это. Я полагаю, командовать будет Кромвель, а Ламберт будет его заместителем.
— А мне все равно! — объявил Джонни. — Принц возвращается. И я должен быть там.
Наступило молчание. Френсис повернулась к отцу, который пока еще не сказал ни слова. Молчание все длилось. Джонни посмотрел на отца, сидевшего у дальнего конца стола.
