Поэтому когда мы наконец-то оказались в церкви, я испытала невероятное облегчение. Гидеон силой усадил меня на одну из скамеек перед алтарём. Затем он отошёл на несколько шагов и о чём-то заговорил с Ракоци, а я закрыла глаза и принялась изо всех сил ругать себя за такое безрассудство. Конечно, у этого пунша были и положительные свойства, но лучше бы я всё-таки не нарушала нашей с Лесли антиалкогольной клятвы. Только вот заранее-то ведь никогда не знаешь, как всё обернётся.
За несколько часов в этой церкви ничего не изменилось: перед алтарём горела одна-единственная свеча, и, кроме небольшого пространства вокруг этого слабого мерцающего огонька, вся остальная церковь была погружена в кромешную темноту. Ракоци распрощался с нами словами: «Все окна и двери находятся под охраной моих людей до тех самых пор, пока вы не прыгнете обратно». При этом меня обуял дикий страх. Я подняла взгляд на Гидеона, который подошёл к скамье.
— Здесь так же страшно, как и снаружи… Почему бы ему не остаться с нами?
— Он просто очень вежливый, — Гидеон скрестил руки на груди. — Не хочет слышать, как я буду на тебя орать. Но не волнуйся, мы здесь одни. Люди Ракоци обследовали каждый сантиметр этой церкви.
— Сколько ещё нам ждать? Когда мы прыгнем обратно?
— Уже скоро, Гвендолин. Надеюсь, ты наконец уяснила себе, что сегодня вечером ты сделала всё в точности до наоборот, и не оправдала ничьих ожиданий.
— Ты не должен был оставлять меня одну. Могу поспорить, такое поведение тоже не входило в общие планы на сегодняшний вечер.
— Только не надо перекладывать всю вину на меня! Сначала ты напилась чуть ли не до потери пульса, потом затянула песню из мюзикла, а в довершение всего ещё и вела себя с лордом Алестером, как последняя помешанная. Что ты там болтала о мечах и демонах?
— Это не я. Это всё чёрное и страшное привиде… — тут я прикусила губу. Гидеон всё равно уже считал меня девочкой со странностями.
Но моё внезапное молчание он истолковал по-своему:
— Только не здесь! Постарайся сдержаться! Если тебя тошнит, отойди от меня подальше, — он смотрел на меня с лёгким презрением. — Какой кошмар, Гвендолин, я понимаю, конечно, что напиться на вечеринке иногда приятно, но только не на этой!
— Меня вовсе не тошнит, — во всяком случае, пока не тошнит. — И я вовсе не напиваюсь на вечеринках, что бы там тебе не нарассказывала Шарлотта.
— Ничего она мне не рассказывала, — сказал Гидеон.
Я засмеялась.
— Ну да, конечно. И она совсем даже не говорила, что мы с Лесли встречались со всеми мальчиками из нашего класса и даже с некоторыми из параллельного, ведь так?
— Зачем ей такое говорить?
Дай-ка я тебе отвечу: наверное, потому что она — скрытная рыжая ведьма? Я решила почесать затылок, но не смогла пробраться пальцами сквозь гору локонов на своей голове. Поэтому я вытащила шпильку и использовала её в качестве подручного чесательного средства.
— Мне очень жаль, правда! О Шарлотте можно говорить всё, что угодно, но зато пунша она даже не нюхала.
— Это правда, — сказал Гидеон и неожиданно улыбнулся. — Как бы ещё эти люди смогли услышать хоть что-то из Эндрю Ллойда Уэббера на двести лет раньше срока?
— Точно…. Даже если завтра мне захочется провалиться сквозь землю от стыда.
Я закрыла лицо руками.
— Вообще-то, я близка к этому уже сейчас, если начинаю думать о том, что только что произошло.
— И это хорошо, — сказал Гидеон. — Значит, действие алкоголя постепенно ослабевает. У меня тут остался один неразрешённый вопрос: зачем тебе вдруг понадобилась расчёска?
— Вместо микрофона, — пробормотала я сквозь пальцы. — О нет! Какая же я тупица!
— Но зато у тебя приятный голос, — сказал Гидеон. — Даже мне, человеку, который ненавидит мюзиклы всей душой, твоё пение очень понравилось.
— Как ты смог сыграть эту песню настолько чисто, если ты её ненавидишь? — я положила руки на колени и посмотрела в его глаза. — Ты был просто великолепен! Есть ли на свете хоть что-то, чего ты не умеешь? — ужас, я веду себя, как малолетняя фанатка.
— Нет! Можешь считать меня всемогущим, — он улыбнулся. — Уверен, у тебя это получится. Вставай, уже пора. Нам надо вернуться на условленную позицию.
Я поднялась на ноги, изо всех сил стараясь не шататься.
— Вот сюда, — скомандовал Гидеон. — Пойдём скорее! И не смотри на меня таким скорбным взглядом! В сущности, этот вечер удался на славу. Правда, всё пошло немного не так, как задумывалось. Но все пункты плана мы выполнили. Всё, стой здесь, — обеими руками он обнял меня за талию и притянул к себе так, что моя спина прижалась к его груди. — Можешь опереться на меня, не стесняйся, — он на секунду замолчал. — И прости, пожалуйста, что я был к тебе так суров.
— Ладно, забыли, — ну, тут я немного приврала. Но впервые с момента нашего знакомства Гидеон попросил прощения за свой поступок, может, всё дело было в количестве спиртного, может, в последствиях его действия, но я очень растрогалась от его слов.
Некоторое время мы стояли молча, глядя на мерцающий свет перед алтарём. Казалось, что тени между колоннами двигаются вместе с пламенем свечи, они изменяли очертания и оставляли тёмные узоры на полу и на потолке.
— Этот Алестер — почему он так сильно ненавидит графа? Это что-то личное?
Гидеон намотал на палец один из локонов, который спадал мне на плечи.
— Как сказать. Некоторые высокопарно называют эту группу Флорентийским Альянсом. Но на самом деле, это сборище давно уже превратилось в небольшое семейное предприятие. Когда граф прыгнул в шестнадцатый век, он невзначай повздорил с семейством конта
[41]
ди Мадроне из Флоренции. Скажем так, его способности были растолкованы неверно. Путешествия во времени не сочетались с религиозными воззрениями ди Мадроне, кроме того, произошло ещё одно недоразумение с дочерью этого аристократа. В общем, конт решил, что перед ним демон, и поэтому сам ди Мадроне призван отправить нечисть в преисподнюю, — его голос вдруг зазвучал очень близко от моего уха, и прежде, чем продолжать, он коснулся губами моей шеи. — Когда конт ди Мадроне умер, его завет перенял сын, затем сын его сына и так далее. Лорд Алестер — последний из фанатичных охотников за демонами, будем называть вещи своими именами.
— Поняла, — сказала я. Хотя тут я немного преувеличила. Но слова Гидеона как-то дополняли картину услышанного и увиденного мною раньше. — Скажи, ты что, меня сейчас целуешь?
— Нет, почти нет, — пробормотал Гидеон, приблизив губы к моей коже. — Ни в коем случае я не хотел бы воспользоваться тем, что ты пьяна и считаешь меня всемогущим. Но мне так тяжело…
Я закрыла глаза и уронила голову ему на плечо, а Гидеон прижал меня к себе ещё крепче.