– Или и то и другое, – добавил Ухо, спускаясь за ней по узкой, темной лестнице и стараясь ступать так, чтобы рассохшиеся доски не скрипели. – И что?
– Один шов был распорот по-другому. Шлица. Очень аккуратно. Даже не распорот – подпорот слегка. Письмо вытащили оттуда.
– Думаешь?
– Почти уверена.
– Хм, – повторил Ухо. Он задумался. И через секунду сообразил: – Ловкая девица! Далеко пойдет и высоко залезет. Если не на трон, так уж точно – на виселицу. Подумать только – ведь я же держал ее в руках, давал инструкции и поил сонным зельем. А она хлопала глазами, кивала, боялась – и все это время меня дурачила. Молодчина!
– Ты не огорчен?
Ухо пожал плечами. Он отстранил Джованну, обернул руку платком и потянул за ручку входной двери. Тяжелый запах горящего хмеля ударил в ноздри. Утренняя сырость мгновенно обняла их тугим кольцом, прогоняя остатки тепла.
– Приходится признать – мы проиграли эту партию, моя голубка. Такое тоже бывает. Нельзя побеждать все время. А если огорчаться из-за каждого проигрыша – никаких нервов не хватит.
– Но как это воспримут во дворце Джезо?
– Плохо, – согласился Ухо, – но отец Витторио поймет. На его счету тоже есть пара проигранных партий… А может быть и не пара.
Запах стал сильнее. Ухо и Джованна вышли на площадь, где даже в это время суток горел костер и полукругом стояли и сидели на корточках зловещие фигуры в длинных плащах с глухими капюшонами, полностью закрывающими лица. Тут же стояла тележка, как разглядела Джованна, почти нагруженная.
– Мы вовремя, – сказал Ухо.
– Ты… – Джованна даже замедлила шаг, – так вот что ты придумал! Ты прав, мне это не нравится.
– Другого пути нет, – Ухо взял ее за локоть и мягко подтолкнул вперед.
– Но тогда мы точно заразимся!
– Ну… возможно и нет. Это ведь не чума, а холера.
– И что?
– Отец Урбино до своего пострига был врачом. Хорошим врачом. Так вот, он предполагал, что холера не передается через дыхание и прикосновение.
– Как же она передается? – озадачилась Джованна.
– Через еду и воду. Так что пальцы не облизывай – и все будет в порядке. А теперь вперед, не будем заставлять достойных джентльменов ждать.
Похоронную команду составили отчаянные парни: цвет местной пьяни, бездельники, воры, убийцы и парочка студентов-медиков. Эти последние затесались в столь теплую компанию не ради денег. Вернее, не только ради них, но и ради науки. Если бы они услышали, как их обозвал Ухо – попадали бы с ног, если не со смеху, то от изумления. Впрочем, они и так падали – от усталости. Холера выкашивала этот некогда уютный и спокойный городок с методичностью стряпчего, и работы для них хватало.
– Пришел? – бросил один из них, увидев Ухо. – Давай рыжие и пошевеливайся.
– Дама со мной, – сказал Ухо, расставаясь с довольно приличной суммой золотом. Она перекочевала в карман старшего отчаянной команды.
– Точно? – тот прищурился. Лица его было не разглядеть под капюшоном, но ростом и статью это был молодой, здоровый детина. – Бедовая, однако, дамочка. А может, лучше с нами, а? Дама? Или только со мной? Я нынче богат, – он демонстративно звякнул кошельком и потянулся к капюшону итальянки.
– А может, поцелуешь сам себя в задницу? – вдруг прошипела она сквозь зубы на диалекте лондонских трущоб. Того аж шатнуло, да чуть не на тележку с трупами. А Джованна выдернула из нарукавных ножен тонкий как жало стилет и перехватила его так, что стало ясно – обращаться с оружием она умеет. Лезвие сверкнуло красным в первых лучах восходящего солнца. Женщина вынесла полусогнутую руку вперед, защищая и горло и сердце, – Все еще хочешь доплаты? Так подойди и возьми, сволочь…
– Э! А вот оскорблять почтенную профессию мусорщика не стоит, – подал голос второй, – мистер Томпсон слегка неправильно пошутил и уже глубоко раскаивается. В душе.
– Правда? – итальянка обвела компанию взглядом, который при нужде мог быть таким же тяжелым и пронзительным, как у друга и учителя. Во всяком случае, на похоронную команду он подействовал именно так. Мужчины даже слегка попятились, – В таком случае и я прошу меня простить, джентльмены, за недостойные слова, сорвавшиеся с моих уст от волнения – Джованна спокойно убрала нож и наклонила голову в легком, безупречном поклоне. Ухо стоял в стороне, не вмешивался и тихо млел, глядя на цирк, который устроила его голубка. Тележка оказалась полна, и даже с верхом. Трупы умерших от холеры были похожи на высохшее дерево, для забавы закутанное в тряпье. Кстати, местами – очень хорошего качества. Сверху лежал мужчина в камзоле из отличного сукна, с пуговицами по полтора шиллинга за штуку.
– Заключенный, – пояснил Томпсон, – вчера днем преставился.
– Вот, увидишь такое – и впрямь уверуешь в Господа, – пробормотал Ухо, разглядывая труп господина Этьенна.
Постукивая деревянными колесами по брусчатке, слегка поскрипывая на поворотах, тележка с девятью мертвыми и двумя пока еще живыми пассажирами подкатила к городским воротам, и молодой офицер дал знак поднять шлагбаум, поспешно отступая с ее пути как можно дальше и даже отворачиваясь, чтобы случайно не вдохнуть желтую смерть.
* * *
Мир изменился внезапно. Еще вчера степенные викарии и их благонравные прихожане, укладываясь спать, бормотали обязательное «Боже, храни короля Джеймса» – иные сквозь зубы, а иные и с плевком. Но все же бормотали, и мир казался незыблемым. И вдруг все переменилось. Ни в один день, понятно, и даже не в одну неделю, но все равно, очень быстро.
В начале ноября принц Оранский вместе с женой Марией, дочерью Джеймса, и двенадцатитысячным войском, состоявшим в основном из наемников, высадился в Торбее, занял город Экзотер и уже оттуда двинулся на Лондон. Сопротивления он почти не встречал. На пути от Экзотера до Лондона так и не произошло ни одного сражения с королевскими войсками. Желание избавиться от короля-паписта сплотило не только протестантов, англиканцев, пресвитериан и квакеров. Кажется, впервые единым фронтом выступили всегдашние оппоненты: тори и виги. На сторону Вильгельма перешли и буржуазия, и джентри. Лондон в лице своих «лучших представителей» с нетерпением ожидал принца, объявившего себя «защитником собственности, порядка и протестантской религии». Англия все ярче окрашивалась в оранжевый цвет
[24]
.
* * *
Виконт Каслри вошел без доклада. Такое в последнее время случалось часто.
Милостью Божией король Англии, Шотландии, Ирландии и прочая Яков сидел в своем приватном кабинете за небольшим столом, подперев пухлую щеку ладонью и комкая пышный парик.
– Почему ты? – спросил Яков. – Я ждал Джона.
– Ваше величество, – Руперт склонил голову, – сожалею. Я в последнее время становлюсь вестником беды.
