А потом, жених отвел невесту в опочивальню, специально приготовленную для нее. Чистенькие домотканые дорожки тоже были ноу-хау князя. Странно, он считал, что такие штуки уже делают, а оказалось…
Оказалось, что Вадим поставил большую избу и отвел ее под ткацкую. Шесть женщин трудились там каждый день, выдавая князю нужную продукцию. И платил князь работницам тканями – сами попросили. К слову эта задумка толкнула другую – выращивание льна. Нет, лен тут и до него производили, но теперь это был промышленный масштаб. По скоромным подсчетам Вадима льна в этом году он посеял гектаров сорок, не меньше.
– Проходи, Умила, садись, – Вадим указал на ложе, а две няньки, которые были уже тут, недовольно шмыгнули носами. Но жених, мысленно послав их куда подальше, продолжал обихаживать невесту.
– Ну как – удобно?
– Да, – весело пискнула Умила, прыгая на ложе, но потом вдруг спохватилась и, устыдившись своих мыслей, притихла.
А потом князь показал и другую мебель – шкаф под вещи, лавки с резными спинками и столик с резными ножками.
Окончив осмотр опочивальни, Вадим хлопнул в ладоши, и из-за двери появились двое отроков.
– Прими в дар, Умила. Так сказать, свадебный подарок.
Длиннополая норковая шуба легла на плечи княжны. Няньки ахнули, да и собственно Умила расплылась в улыбке.
«Класс! – в душе ликовал князь, глядя на красоту невесты. – А теперь контрольный…»
И преподнес девушке роскошные серебряные височные кольца и перстенек…
Выходил Вадим от княжны веселым и гордым, с твердым чувством, что дело сладиться.
* * *
Месяц пролетел в заботах и хлопотах. Вадим сбирал дружину в поход. Обучал молодежь, готовил припасы и снаряжение. Братья Олафссоны рапортовали о трех новых ладьях. Теперь флот руссов мог похвастаться шестью боевыми судами. А это, почитай, две с лишним сотни воинов можно было погрузить. Пришел отзыв от барсучьего рода. Старейшина Пилта дал согласие на поход и выставлял две сотни бойцов. Волчий род тоже не противился, от него шло полторы сотни. По весне вернувшийся с кочевий род лесного орла не мог похвастаться многолюдьем, но и они собрали восемь десятков. Вадим в уме складывал свои силы, и получалось, что с дружиной руссов, коих набралось до двух сотен, князь сможет повести в поход шестьсот с лишним человек.
За десять дней до назначенной даты, с князем приключилось несчастье. Прямо у крыльца терема он не удачно спрыгнул с лошади, споткнулся и грохнулся на спину. И откуда там взялся этот камушек? Боль пронзила спину…
Кто-то рядом вскрикнул… Вадим попытался приподняться.
– Князь! – он узнал голос невесты.
Умила стрелой метнулась вперед, опустилась рядом.
– Что, Вадюшка? Как ты так?
Князь хлопал глазами и думал: «вон оно как – Вадюшка!».
– Чего встали?! – Умила вскочила и, повысив голос, стала сыпать приказы. – Воины! Кладите щиты! Осторожно. Вадюшка… Кладите князя! Так. Тихо! Несите. Сватава – воды и мази быстро! Несите.
– Куда нести-то, княжна? – спросил дружинник.
– За мной несите!
Вадим лежал на щитах, стиснув зубы. Боль не проходила.
– Порог – тихо!
Умила умчалась вперед, а воины аккуратно внесли князя в терем.
– Сюда несите! – Вадим услышал ее голос и понял, что несут его в ее опочивальню.
Его доставили, неспешно положили на ложе.
– Всем выйти! – скомандовала Умила. – Вадюшка… Очень больно?
– Ага… – процедил сквозь зубы князь.
Он попробовал пошевелить ногами, руками, кажись, все цело.
– Лежи. Не шевелись, – обе ручки княжны уперлись в его грудь.
Тут же появились няньки с теплой водой, мазями, горшками, отварами, чистыми тряпками…
– Помогите мне.
Втроем они осторожно перевернули князя на живот. Впрочем, Вадим ощутил, что боль притупилась. Ему задрали рубаху.
– Подите! – изрекла княжна, прогоняя нянек.
– Умилушка, как же? – чуть не в один голос запротестовали женщины.
– Подите! Я сама управлюсь, – настойчиво повторила Умила.
Няньки неохотно подчинились.
– Сейчас, Вадюшка…
Она ощупала спину и, убедившись, что все кости целы, обмыла теплой водой и обильно намазала спину мазью.
– Вот, хорошо… Лежи, не переворачивайся.
Она натянула ему рубашку и нежно погладила по спине.
– Как же ты меня напугал, Вадюшка, – ее голова опустилась ему на плечо, – любый мой…
Вадим почти не дышал – вот оно! Сердце сжалось, захотелось глубоко вздохнуть и крикнуть от счастья. От боли в спине не осталось и следа.
– Что ты? – Умила подняла голову. – Лежи. Не шевелись.
– Я смогу… сам.
Он перевернулся. Княжна быстро утерла глаза, как будто стеснялась своих слез.
– Пошто рюмишь, хоть моя? – он запустил руку в ее густые волосы. – Все хорошо… все хорошо. Умилушка…
Вторая рука пошла вверх. Их взгляды встретились.
– Вадюшка…
– Умилушка… – он больше не мог бороться. Вадим притянул невесту к себе.
– Вадюшка…
Их губы опасно приблизились…
В голове Вадима почему-то застучала знакомая по прошлой жизни мелодия: Батюшке не скажемся, матушке не скажемся, братьям непутевым не догнать меня…
А за окном веселая птаха, звонко чирикнув, вспорхнула с ветки. Она подлетела к другой птахе и закружила вокруг нее в озорном танце любви.
* * *
Как порядочный мужчина, он обязан был жениться. Собственно, он был не против, очень даже не против. Умила, совершенно не стесняясь, на следующее же утро появилась перед народом, в мужнем наряде
[109]
.
Именно этот наряд красноречивее ее счастливого лица говорил всем, что они с князем теперь муж и жена. А кто осудит?
– Княгиня, – с почтенным поклоном, первым обратился к ней воевода, делая ударение на новый статус бывшей невесты, – по добру ли у князя здоровье?
– По добру, воевода. Ушибся он, но не шибко. Скоро выйдет. Просил в думной ближних созвать.
Бряг улыбнулся в бороду.
– Ближние бояре уже ждут, княгиня, – он еще раз оглядел вышивку на платье Умилы, – велели кланяться.
Княгиня чуть склонила голову в ответ.
– Передай и мой поклон, воевода. Ждите, князь скоро будет.
