— Что?
Он повернулся, когда Плантагенет потряс его за плечо. С трудом вникал, что тот хочет выяснить про Честера. Черта с два! Пусть Генрих сам разбирается с Ранульфом. И хотя Артур был согласен, что сильный единый правитель желательнее для Англии, чем десяток таких корольков, как Честер, предавать последнего он не собирался. Граф просто волнуется о своей земле, и если дело тут затянется, он и впрямь может свернуть свои стяги и поедет изгонять валлийцев с английской земли. Вряд ли это придется не по душе Генриху, если он желает англичанам добра.
Они разошлись не очень довольные друг другом.
Следующий день выдался ясный, на голубом небе не было ни облачка, и весь мир купался в золотистом сиянии солнца. В такой день хотелось верить, что невзгоды отступят, что Всевышний будет доволен своими чадами на земле. Именно об этом думали собравшиеся на берегах Темзы возле уоллингфордского брода люди — рыцари, священники, солдаты. Они вслушивались в слова большой походной мессы, какую верховные прелаты проводили прямо в военном лагере: архиепископ Кентерберийский — на западном берегу Темзы, среди людей Плантагенета, а Генри Винчестерский — среди вояк короля на восточном.
Наконец запели трубы и сотни людей стали наблюдать, как Стефан на своей сильной рыжей лошади проходит брод у ворот Уоллингфорда. Впервые за восемнадцать лет войны король смог въехать под арку этой грозной неприступной твердыни. Его сопровождал епископ Генри Винчестерский, графы Арундел и Йорк. А у ворот стоял в нарядном алом плаще Генрих Плантагенет, причесанный и выбритый по такому случаю. Когда Стефан спешился, стало заметно, насколько он выше приземистого Генриха. И все же, когда Плантагенет шагнул к королю, когда снизу вверх взглянул на него, в его глазах сверкнула решимость. Наступил час испытать судьбу, а он умел смотреть ей прямо в глаза.
— Беру Небо в свидетели — я рад нашей встрече, милорд!
За Генрихом стояли архиепископ Теобальд в парадном облачении, нарядные графы Корнуолл и Лестер. Они улыбались, но в глазах их таилась тревога. Ибо все понимали, что если Генри Винчестерскому не удалось уговорить короля, то даже милость Небес не прекратит эту войну и кровь молодых мужчин еще долго будет проливаться на английскую землю.
Когда все удалились в Уоллингфорд, Артур вместе с Рисом и Метью отправились к дальней роще на берегу Темзы. Молодой человек был мрачен, даже ласкавшегося к нему Гро гладил как-то рассеянно.
Метью говорил:
— Ты пойми, приятель, я пошел на это только ради тебя. Аббат Роберт грозился, что больше не примет меня в обитель, если я опять начну шастать невесть где. Но тебе понадобилась помощь — и я поехал. Даже несмотря на то, что теперь я опять монах-бродяга.
Рис слегка шлепнул его по заросшей тонзуре.
— Не ворчи, толстяк. Артур постарается, чтобы за тебя попросил сам граф Честер, благодетель шрусберийской обители. Вот и вернешься, когда настанет срок. Если, конечно, захочешь. А как по мне, то я бы опять отправился странствовать с вами обоими, вертопрахи вы этакие. Ведь что может быть лучше дороги?
И он пропел:
Сердца стук позвал в дорогу.
Конь подкован, плащ подшит.
Помолюсь в преддверье Богу.
Пусть в пути меня хранит!
Он пел весело и задорно, но сбился, когда Метью пихнул его в бок, причем настолько ощутимо, что Рис едва не выронил удочку, с которой сидел над водой, — уж больно хотелось выудить из реки лосося и отведать свежей рыбки. Приятели и понурого Артура притащили сюда в надежде отвлечь. Но после того как они выложили ему новости о Милдрэд, он больше не проронил ни слова. И сейчас Метью только выразительно повел на Артура глазами, чтобы Рис не сильно его донимал, и оба приятеля сокрушенно вздохнули.
Увы, то, что они узнали о саксонке, было и впрямь неутешительно для Артура. Рис с Метью видели ее во дворе Тауэра, когда давали с Гро представление для челяди замка, наблюдали, как она разговаривала с сыном Юстаса, и было похоже, что она любит этого ребенка. Приятели все же надеялись встретиться с леди Милдрэд, но куда там, если от нее не отходил сам король Стефан. И Милдрэд не выглядела подле него несчастной; они вместе выезжали верхом, плавали на длинной лодке по Темзе, причем король то и дело норовил поймать ее ручку, смотрел на нее масляными глазами. А в Лондоне Милдрэд иначе, как шлюхой, и не называли.
Потом пошел слух, что король и принц подрались из-за саксонки, ну чисто грузчики в доках Лондона. Об этом судачили абсолютно все — от поварят, вращающих в кухне вертела с куропатками, до стороживших ворота Тауэра караульных.
— И все же я не верю! — резко вскинулся Артур и даже отпихнул задремавшего у него на коленях Гро. — Как она могла полюбить кого-то из них, если оба, и король, и его рябой сын, повинны в смерти ее родителей!
Метью поскреб заросшую щетиной щеку.
— Может, мне рассказать одну из тех историй, когда норманны захватывали саксонские маноры и белокурые саксонки раскрывали им объятия, ибо у них не было иного выбора? Пойми, Артур, так уж устроена жизнь, что женщины рано или поздно смиряются.
— Но она не могла забыть меня! — не сдавался Артур. — И если она меня хоть немного любит… О, я не успокоюсь, пока не переговорю с Милдрэд! Где она сейчас? В Лондоне?
— Нет. По приказу Стефана сакс Хорса куда-то ее увез.
— Значит, я буду ее искать! Даже если ад разверзнется на пути!
Метью и Рис переглянулись. Рис не заметил, что у него клюет и на воде дергается поплавок.
— Клянусь святым Тесило, наш Артур не менее упрям, чем молодой Плантагенет. Тот тоже ни за что не уступит.
Артур криво усмехнулся:
— Да, в чем-то мы с ним похожи.
Генриху и впрямь понадобилось все его упрямство, чтобы не пойти на уступки. Конечно, он выслушал то, что предложил ему Стефан о разделе страны, и… решительно отказал. После чего выставил свои условия: он уведет войска, даже покинет Англию, оставив Стефана тут королем до конца отмеченного ему Господом срока. Но после кончины Стефана трон перейдет к нему, Генриху Плантагенету, сыну императрицы Матильды и внуку Генриха I Боклерка.
Стефан слушал молча, даже не ответил на успокаивающее пожатие брата, который стиснул его руку. Некогда именно Генри предлагал такое условие: Генрих станет королем после кончины Стефана в обход принца Юстаса. Тогда это казалось невозможным. И теперь Генрих сам настаивал на этом. И все присутствовавшие на переговорах — и оставшиеся с королем графы, и верные Плантагенету лорды — одобряли это условие.
Пока каждый из этих вельмож и церковников высказывался, Стефан размышлял о том, сколько он еще проживет. Да, он еще не стар, с ним его силы, а то, что с возрастом прибавилось хворей и все чаще болят старые раны, так со всем этим живут долго. Генрих же будет занят делами в своих континентальных владениях. У него и там немало недругов, чтобы он сосредотачивался только на Англии. А за это время многое может измениться. Кто знает, возможно, и сам Генрих сгинет в одной из своих военных авантюр. И тогда… Тогда Стефан, как король, которого признает вся Англия, объявит о новом решении.
