Он резко умолк, когда Юстас вдруг завыл, зарывшись лицом в свое оплечье. Его надежды рушились. Если Милдрэд отдадут другому…
И он снова закричал, ибо понял, что теряет единственную женщину, какая могла привнести в его душу свет! А Юстас останется в своем мрачном одиночестве. По рождению он наделен властью, но он ничего не может сделать, чтобы употребить свое влияние там, где больше всего этого желает. И если он пойдет против всех законов и обычаев… Даже в своем безмерном отчаянии Юстас понимал, что это наверняка уничтожит его. Он должен оставаться принцем, должен получить корону отца, он обязан вести себя как лорд… даже если с потерей единственно желанной женщины больше никогда не узнает, что такое радость. А он, пойманное в мире людей чудовище, находился в капкане принятых людьми норм. Она же… Она по воле этих норм будет отдаваться другому.
Юстас выгнулся, подняв лицо к низкому сводчатому потолку, и опять издал вой раненого зверя, в котором уже не было ничего человеческого…
И вдруг его тряхнули. Зверь в нем рванулся, готовый загрызть любого, кто ему мешает, но тот, кто его держал, оказался сильнее. Юстас почувствовал, как его согнули пополам в резком рывке, и принц Англии уперся лицом в собственные депеши на столе. Сверху его удерживали, и чей-то шипящий голос у самого уха говорил:
— А ну, уймись, щенок! Что о тебе подумают твои люди? Что в наследника короны вселился злой дух? Мальчишка! Бабья тряпка! Бесноватый! Как раз под стать своей полоумной жене… Разрази вас всех гром, нормандские ублюдки!..
Хорса и ранее был свидетелем вспышек ярости Юстаса. Но они его не пугали. А вот молчаливого Юстаса — расчетливого, холодного до бесчеловечности — он побаивался, ибо понимал, что этот парень способен на все.
Но все же Хорса знал, что действует излишне грубо. Ведь он сам вызвался служить сыну короля. И даже находил, что неплохо устроился под его рукой. Пусть Юстас и нелюдь, но цель-то у них одна: уничтожить Эдгара Гронвудского.
Хорса все еще держал принца, когда понял, что Юстас успокаивается.
— Убери руки, пес! — уже спокойнее произнес принц глухим голосом, так как все еще задыхался в груде бумаг, в которые ткнул его сакс.
— Вот так-то лучше, — осторожно отпустил его Хорса.
Видя, как принц, пошатываясь, распрямился и смотрит на него — этот пустой, давящий взгляд мало кто мог выдержать, — Хорса постарался отойти как можно дальше. И принялся торопливо говорить, чтобы отвлечь принца. Ему это удалось. Юстас опустился в кресло, стал прислушиваться. То, что сообщил этот сакс, вновь вызвало у него интерес.
— Вам ведь желательно заполучить дочку Эдгара до того, как она станет женой рыцаря Артура ле Бретона? Так вот, сейчас такая возможность есть, клянусь святым Дунстаном. Конечно, в Гронвуде собралось очень много людей — ну чисто вавилонское столпотворение: епископы, аббаты, граф Норфолк со всей семьей, да еще и Арундел с бывшей королевой и выводком ребятишек. Но пока я был в пути, ярмарка уже должна была завершиться, а значит, гости разъедутся, замок опустеет. Но не это главное…
— Ты видел саму Милдрэд? — глухо спросил принц.
— Нет, ее услали. Оруженосец Торкель, напившись, сознался, что, пока красотка в трауре, родители услали ее в одно из своих имений. С женихом, Артуром ле Бретоном. И вернутся они только после окончания ярмарки. Это будет незадолго до того времени, когда в Денло отмечают старый праздник, День Лугнаса.
Тут Хорса значительно замолчал. Однако Юстас не понял.
— Что с того, что День Лугнаса? Я знаю, что саксы потворствуют этим мерзким языческим обычаям. У нас же этот день зовется Праздником святого Петра — первое августа.
— День Лугнаса, — упрямо мотнул лысой головой Хорса, — это наш древний праздник урожая. По старинной традиции в этот день все окрестные жители собираются у так называемой Белой Возвышенности, и там целый день и всю ночь идет шумное гуляние. Ранее и Эдгар с Гитой являлись почтить праздник своим присутствием. Но ныне все по-другому. Слишком горд стал Эдгар, постарел или уж больно религиозен, все печется о спасении своей души… чтоб дьявол утащил его душу в ад… Так вот, в этот день Эдгар, следуя традиции, не препятствует своим людям уходить до рассвета на гуляние. В самом Гронвуде остается совсем мало народа: горстка слуг, немного стражников. Я подробно расспросил об охране. Обычно Гронвуд охраняют больше ста с лишним человек, все больше вассалы Эдгара со своими людьми, есть и наемники, так что взять штурмом замок по сути невозможно. Но в День Лугнаса там остается немногим более двадцати стражников… Вы бывали в Гронвуде, милорд? Нет? Так я вам скажу, что и этих двадцати вполне хватит, чтобы удержать замок. Мощный барбакан, навесные бойницы, железные решетки на воротах, рвы, подъемные мосты, две крепостные стены — это все надежная защита. Другое дело, если въехать в замок как представитель власти. Особенно когда там мало людей, — добавил он со значением. — И если вы сможете… Милдрэд будет ваша.
Юстас медленно поднялся, подошел к окну. Багряные закатные отсветы очертили темный силуэт принца.
— Ты хорошо потрудился, Хорса, — проговорил он через время. — Но есть одно «но». Король с королевой просто так не отдадут нам Эдгара.
— Несмотря на то, что он завел шашни с этим псом Бигодом?
— Сейчас все ведут шашни со всеми, — огрызнулся Юстас. И поморщился при мысли, что опустился до простецкой речи этого сакса. — Связавшись с Бигодом, Эдгар не стал его союзником, даже помог сдержать его в прошлогоднюю кампанию. И хотя мне удалось нашептать в уши короля несколько негативных отзывов о его любимчике, Стефан тем не менее не станет его валить, ведь ему нынче выгоднее собирать вокруг себя лордов, а не показывать, что он готов схватить и лишить владений любого из них. А вот Милдрэд…
— Что Милдрэд? — разозлился Хорса. — Учтите, вы не получите девчонку, пока ее отец в силе. И если она выйдет замуж за этого Артура ле Бретона, если с благословения Церкви возляжет на перины со своим госпитальером, станет его законной супругой, вам вообще следует забыть о ней.
— Госпитальером? — переспросил Юстас. — Ты мелешь вздор, Хорса: госпитальеры дают обет безбрачия. Однако… — Он вдруг резко повернулся: — Как ты сказал, зовут жениха Милдрэд Гронвудской?
Взгляд его бесцветных глаз стал напряженным. Он не сразу обратил внимание на это имя, однако оно показалось ему знакомым. И когда Хорса повторил, что этого госпитальера зовут Артур ле Бретон, Юстас вдруг быстро шагнул к столу, стал перебирать какие-то свитки, пока не нашел один из них и внимательно перечитал. Причем склонился столь низко, что его отросшие русые волосы почти упали на глаза, он их сдувал, а сам все читал и читал. И вдруг расхохотался.
— Артур ле Бретон! Человек Матильды Анжуйской! Крестоносец, который служит не столько своему ордену, сколько этой жадной до чужих земель шлюхе! Ай да новость! Нет, Хорса, ты заслужил награду за такое сообщение.
— Вы знаете мои условия, — мрачно произнес Хорса. — Что бы ни было с Гронвудом, леди Гита — моя!
