— Мод! Королева Мод! Я, Милдрэд Гронвудская, взываю к тебе! Немедленно выпустите меня! Королева Мод!
Всполошившиеся служанки стали оттаскивать ее, но она дралась и царапалась. И все же они справились с ней. Пока одна из них, навалившись сверху, зажала девушке рот, другая сбегала за маковым настоем, и они насильно опоили Милдрэд. Потом оставили ее, растрепанную, рыдающую, измученную. Через какое-то время Милдрэд стало все равно. Нашло отупение, в котором билась лишь одна слабая мысль: их предали, она осталась в одиночестве и теперь, если кто и выслушает ее, то только Юстас. Принц Юстас, который сломал ее жизнь, из-за которого погиб ее Артур. Артур…
Боль утраты была последним, что она чувствовала, проваливаясь в глубокий наркотический сон…
…Милдрэд медленно приходила в себя. Приподняв веки, различила тусклый свет за окном. Лежала молча, пытаясь понять, какое сейчас время суток. Раннее утро? Поздний вечер? Она пробуждалась медленно и неохотно, осознавая, что не желает просыпаться, только вот не могла припомнить почему. Потом вспомнила, и вернувшаяся боль камнем застряла в груди. Девушка тихо застонала.
И тут же услышала рядом какой-то звук — словно кто-то негромко вздохнул. В ее покое царил полумрак, но все же она различила стоящий в изножье ее кровати темный силуэт. Он не двигался, однако Милдрэд каждой клеточкой чувствовала его пристальное внимание. Этот взгляд придавливал ее, как каменная плита, тем не менее девушка ощутила нечеловеческое сопротивление ему.
— Будьте вы прокляты! — задыхаясь, вымолвила она.
И едва он колыхнулся, стал приближаться, она, только что бессильно лежавшая, вскочила и оказалась за кроватью, так что это ложе сделалось преградой между ними.
— Только посмейте меня коснуться!.. Я буду сопротивляться, кричать, сражаться с вами. Я… Вы уже пробовали ранее взять меня силой. И вы не сломите меня… даже сломав. И если вы коснетесь меня… Клянусь, я найду способ, как умереть, только бы не быть вашей!
Темная тень Юстаса осталась неподвижной. Потом он отошел, и Милдрэд услышала звук ударявшего по кремню кресала. Через мгновение вспыхнула зажженная им свеча. Юстас поставил канделябр на ларь у кровати, и теперь свет падал на него снизу вверх.
При этом освещении он казался более высоким, но и более ужасным. Исполосованный мелкими рубцами подбородок, плотно сжатый тонкогубый рот; светлые глаза под черным капюшоном ничего не выражали, и все же взгляд принца был пристальным и цепким. Милдрэд казалось, что она чувствует, как этот взгляд скользит по ней. Она обхватила себя руками, будто хотела укрыться от незримых прикосновений Юстаса. У нее было такое ощущение, будто стервятники ее страшной судьбы опустились ей на плечи и вонзили когти в ее плоть.
— Я ненавижу вас… — выдавила она.
— Я тебя люблю.
Милдрэд хмыкнула, потом вдруг разразилась злым, колючим смехом. Принц смотрел на нее своими остекленевшими глазами, но она продолжала смеяться. И тогда он зарычал, схватился обеими руками за столбики полога, тряхнул их так, что все ложе заходило ходуном.
— Не смей смеяться над моим чувством, ты, грязная саксонка! Я оказал тебе честь, полюбив. Полюбив так, что умер бы, если бы не заполучил тебя.
Ее смех резко оборвался.
— Так сдохни!
Юстас вздрогнул. Он ожидал, что Милдрэд испугается, и заранее торжествовал при мысли, что она беззащитна и зависит от него. Но она его не боялась. В ней были отчаяние и злоба, а еще ненависть, какую она прямо источала. Юстас и раньше знал, что его многие не любят, но был выше этого. Сейчас же… Он и сам не думал, что именно от ее ненависти испытает боль. И он насмешливо напомнил, что она сейчас полностью в его власти.
— Вы можете взять меня насильно, — задыхаясь, вымолвила Милдрэд. — Ибо все, кто мог помочь мне, уже схвачены и далеко. Но знайте, рано или поздно я выскользну из вашего плена. А мои родители… О, вам не удастся так просто казнить их. У них есть влиятельные сторонники, они потребуют их освобождения!
Она еще что-то говорила, но принц уже не слушал. Он был поражен. Так она еще ничего не ведает? Считает, что Эдгар и Гита живы и находятся у него в плену? Юстас резко отвернулся, чтобы Милдрэд не увидела его торжествующей улыбки. Она продолжала ему угрожать, но Юстас уже знал, как поступит.
— Довольно! — резко прервал он ее. — Не стройте из себя невинного ангела, миледи. И не твердите, что ваши родные являются образцом чести и преданности. Да будет вам известно, что я действовал с позволения их величеств. Нам сообщили, что Эдгар Гронвудский принял в своем замке человека анжуйцев, пошел на сговор с ним и приблизил его настолько, что даже обручил свою единственную дочь и наследницу с этим Артуром ле Бретоном. А ведь это человек Матильды Анжуйской. Или я лгу?
Милдрэд выглядела потрясенной.
— Дурак, — резко выдохнула она. — Кому вы это расскажете, Юстас? Всем? Но тогда я объявлю вас глупцом. Ибо не было никакого Артура ле Бретона.
Торопливо, почти захлебываясь словами, она стала говорить, что тот, с кем она была обручена, никакой не рыцарь-госпитальер. Тем более не посланец Плантагенетов. Он родом из Шрусбери и по рождению простолюдин, какой никогда не был посвящен в рыцари. Тем более не входил в орден Святого Иоанна. И все же она полюбила его столь сильно, что согласилась стать его женой, а его личину госпитальера они использовали только для того, чтобы сей союз выглядел достойным в глазах знати. И пусть Юстас пленил ее, пусть убил… Но она и сейчас продолжает любить только этого славного парня из Шрусбери.
— Замолчи! — закричал Юстас, схватил ее и несколько раз встряхнул. Но Милдрэд быстро вырвалась, отбежала в противоположный угол и все кричала, что любит другого, простолюдина и бродягу.
— Пусть так, — вымолвил Юстас. — Пусть он и не рыцарь. Но все видели его на турнире в Лондоне, видели, как он сражался. И поверят, что именно он посланец Плантагенетов. Причем это покажется куда более достоверным, чем все эти россказни о том, что простолюдин превзошел опытных рыцарей. И что дочь одного из вельможных лордов Англии забылась настолько, что отдала свою руку безвестному бродяге. Который теперь мертв и для всех так и остался Артуром ле Бретоном, госпитальером и посланцем анжуйцев. И когда это станет известно, когда состоится суд над вашим отцом, никто не встанет на его защиту. Более того, когда палачи возьмутся за Эдгара, — тут голос принца стал почти вкрадчивым, — когда каленое железо и острые щипцы начнут терзать его плоть, гронвудский барон сам подтвердит все, что угодно нам, подтвердит, что хотел породниться с посланцем наших врагов. О, наши палачи хорошо выполняют свою работу и умеют получать необходимые признания. А признать связь Эдгара с Анжу теперь необходимо. Чтобы умолкли те, кто захочет вступиться за него. И тогда ваш отец останется одиноким и всеми брошенным. Если только…
Он сделал паузу, наслаждаясь мукой на лице Милдрэд.
— Если только вы не уговорите меня быть снисходительнее к обесславленному Эдгару. И к своей матери. Вы понимаете, о чем я? Вы милы мне, прекрасная саксонка, и я возьмусь покровительствовать чете Армстронгов при условии, что вы будете со мной полюбезнее.
