Молитвы в комтурии были обязательны, как и в любом монастыре. В жизни рыцарей-монахов подготовка к войне чередовалась воззванием к Небесам. Их вера была искренней и непримиримой. Они жили в надежде, что посвятят себя благородной цели, ибо верили, что зло — а зло в их глазах представляли собой иноверцы — должно быть покорено силой оружия.
Но для этого надо быть достойными своей высокой миссии. Поэтому, кроме того что храмовники жили идеей войны, они старались стать лучшими христианами и в мирной жизни. Так, например, они полностью привели в порядок окрестные дороги, причем отказались брать с них пошлину с проезжих — беспрецедентный случай в то время. По уставу они помогали беднякам в округе и обязательно подкармливали ищущих приюта нищих. Они строили церкви, полностью оплачивая работу поденщиков, и заботились, чтобы те жили в сносных условиях. А еще они опекали подкидышей, поэтому бедные женщины довольно часто оставляли у ворот комтурии своих нежеланных детей. И если девочек тамплиеры просто отправляли в какой-то приют, то из мальчиков сызмальства готовили будущих воинов. И это не считая их покровительства торговле, ибо даже когда на дорогах было неспокойно, купцы могли не опасаться путешествовать во владениях тамплиеров. Несмотря на все это, храмовников недолюбливали. Их считали излишне замкнутыми, гордыми, смотрящими свысока на простых мирян. Но рыцарям до этого не было дела. Их учили одному: их цель — воевать за Господа, прославлять Деву Марию, заступаться за веру и подчиняться одному только Папе и вышестоящим тамплиерам.
Артуру неожиданно понравилось жить в этом сугубо мужском военизированном мире. И главное — ему тут не приходилось скучать. Тамплиеры не допускали праздности; их день был расписан и загружен так, что деятельному и толковому человеку тут всегда было чем заняться, а Артур таковым и был. И если брат Годвин по-прежнему не допускал его к воинским упражнениям, то сенешаль комтурии был просто в восторге, когда понял, что Артур обучен грамоте. Госпитальер помогал ему со счетами, писал послания, исправлял ошибки в его документах. Они прекрасно ладили, и когда комтур Гастингс вернулся из очередной поездки, сенешаль на первом же собрании капитула отметил заслуги шедшего на поправку рыцаря.
Гастингс ничего не сказал. Но позже пригласил иоаннита к себе для приватной беседы.
Небольшой покой Ричарда Гастингса был аскетически прост: голые каменные полы, небольшое окошко под сводом и темное распятие на побеленной стене. Из мебели — топчан, покрытый светлыми овчинами, и пара табуретов. Комтур опустился на один из них, указав госпитальеру на второй.
— Я навел о вас справки, сэр Артур, и теперь мне многое стало понятно.
Артур ответил в своей обычной беспечной манере:
— Тогда вы счастливее меня, ибо я по-прежнему пребываю в неведении. Может, потешите рассказом обо мне, таком непонятном?
— Вас изгнали из братства ордена Святого Иоанна, — с ходу заявил комтур.
Артур молчал. Подумал, что, наверное, надо огорчиться. Изгнание из ордена не повод для радости, но, тем не менее, он прижился у тамплиеров и считал, что ему повезло. Поэтому и сказал:
— Тогда, может, вы рассмотрите мое прошение о приеме в орден Храма? Поверьте, я неплох. И госпитальеры еще будут кусать локти, что послали подальше такого славного парня, как я.
Гастингс, опешив, не смог вымолвить и слова. До чего же этот плут самонадеян! Но мысль принять Артура ле Бретона в орден Храма неожиданно пришлась Гастингсу по душе. Но вначале с ним следовало разобраться.
И он поведал, о чем ему написали в ответ на просьбу сообщить о прошлом госпитальера.
— Я знаю, что вы родом из Бретани, что при вступлении в орден вы внесли значительный пассагий
[49]
, что ваше происхождение было признано безупречным и после срока послушничества вы надели черный с крестом плащ иоаннита. Причем были в ордене на хорошем счету и вас даже отличила покровительствующая госпитальерам императрица Матильда. Именно она приказала вам выполнить для нее некое поручение. В чем оно состояло, нам не удалось узнать.
Гастингс умолк, ожидая, что рыцарь хоть что-то скажет, но он молчал. Тогда комтур продолжил, заметив, что Артур ле Бретон не справился с порученным ему делом. Там все как-то туманно, но его долгое время искали, и не только собратья по ордену, но и иные лорды, уже тут, в Англии. Ибо госпитальер оставил все дела, исчез… Правда, перед исчезновением он успел отличиться на турнире в Лондоне, и это свидетельствовало о том, что иоаннит бросил свое служение ордену ради удовольствий мирской жизни. А потом он обосновался у Эдгара Гронвудского. Об этом никто не знал до момента, пока замок барона не был захвачен принцем Юстасом, который тоже хотел разыскать беглого госпитальера и которому сообщили, что Артур ле Бретон погиб.
— Так что отныне вы просто исчезли для всех, молодой человек. Более того, вы исчезли для самого себя. И только я и мои собратья в лондонском Темпле ведают о вашем местонахождении.
— Творец небесный… — тихо выдохнул Артур. — Я словно умер… и родился заново. И что же теперь вы намерены предпринять? Отдать меня на суд госпитальерам?
Сэр Ричард смолчал. Он не спешил сообщать, что ему приказано привезти оного Артура ле Бретона в Лондон, где старшие братья решат его участь.
Гастингс отпустил рыцаря, предупредив, чтобы тот не вздумал скрыться.
— С чего бы это? — несколько резко отозвался бывший госпитальер. — Я словно новорожденный, не знаю, куда идти, как жить, не знаю, откуда я и к кому мне обратиться. Меня ищут, и, похоже, это не сулит мне добра. Единственное место, где я могу обитать, — это комтурия ордена. Так что я не убегу. А моя просьба о вступлении в ваш орден все еще остается в силе. Конечно, мой пассагий в руках иоаннитов и мне нечего вам предложить в качестве взноса, кроме своих способностей и своей жизни. И если вы примете меня… Клянусь, вы не пожалеете!
Но вот наконец настал день, когда большой отряд конников под пение псалмов, с развевающимся над головами бело-черным знаменем ордена выехал из ворот комтурии.
Артур уныло наблюдал за ними, стоя на стене. Ему было тоскливо. Казалось, вместе с этими веселыми и воодушевленными рыцарями из Дома ордена уходит настоящая жизнь, в то время как он остается тут, с пожилыми тамплиерами и новичками, каких посчитали еще непригодными для сражений во славу Господа.
Зато теперь Артур мог предаваться воинским упражнениям сколько угодно. Его никто не сдерживал, даже брат Годвин нашел, что он совершенно поправился, но и достойных противников для Артура нынче в комтурии не оказалось. Приходилось сражаться с многоруким деревянным истуканом. Наносишь удар по верхней, отходящей от деревянного ствола перекладине, стараешься увернуться от несущейся на тебя при повороте поперечной дубины, подпрыгиваешь, чтобы тебя не задела по ногам самая низкая из перекладин. Для тренировки ловкости весьма неплохое приспособление, но больше подходящее для новичков. Что до Артура, то он ощутил себя воином, едва взял в руки оружие и надел длинную простеганную куртку. Причем он выказывал такую ловкость, что его вскоре приставили обучать новичков. Ричард Гастингс порой наблюдал за бывшим госпитальером, работавшим с ними, как он учил их орудовать в бою двумя мечами: один должен использоваться в качестве наступательного оружия, второй — парировать удары. Вот тогда комтур догадался, в чем кроется причина того, что у госпитальера небольшая мозоль от ношения щита: видать, он предпочитает работать обеими руками. И сколько ловкости! А ведь и двух месяцев не прошло, как был взят Гронвуд и юношу привезли в беспамятстве. Теперь же он полностью поправился и даже его волосы, остриженные при обработке раны, успели отрасти.
