Тихонько прочтя молитву, Артур осенил себя крестным знамением и, стараясь не шуметь, как в каком-то опасном сне, шагнул к застывшему в засаде Кенульфу. Теперь он был так близко, что в нужный момент мог обрушить на него конец своего тяжелого шеста. Другое дело, сколько он так будет стоять над ним, как застывшая тень? Оказалось, достаточно, чтобы различить, где возится в зарослях орешника еще один из саксов, да и треск с другой стороны дороги указывал на вероятное местонахождение остальных.
Стоял полнейший мрак. Артур опасался только, что Кенульф захочет переместиться и заметит его. Тогда Артур окажется один против всей их дюжины еще до того, как появится Генрих. А это уже опасно. Генриха, может, и насторожит шум схватки, а вот самому Артуру не поздоровится.
Но тут он услышал донесшийся со стороны аббатства топот копыт, даже чей-то голос, говоривший по-французски. Вот оно!
Всадники приближались. Артур прислушивался сквозь шелест дождя, одновременно стараясь определить, где может ждать другая засада. Его глаза настолько привыкли к темноте, что различили приблизившуюся слитную группу всадников на дороге. Под одним из них была крупная светлая лошадь.
И вдруг Кенульф прошептал совсем рядом:
— Это ты, Гирт?
— Я, — ответил Артур и с размаху нанес окованным концом шеста удар в повернутое к нему лицо Кенульфа, слабо видневшееся под шлемом. Удар получился такой, как надо — звук раздался, словно разрубили куль с сухим горохом. После такого не встают.
Тотчас Артур закричал по-нормандски:
— Плантагенет — засада!
И тут же свалил ударом пытавшегося подняться второго сакса, а сам выскочил на дорогу, где было сподручнее работать длинным шестом.
Хорошо, что его шест был окован металлом, ибо кто-то немедленно нанес по нему удар длинным саксонским топором, а это страшное оружие легко перерубило бы обычное древко. Зато у шеста имелось преимущество: Артур быстро развернул его и с такой силой ударил другим концом саксу с топором под колени, что противник рухнул, а Артур обрушил на него уже другой конец шеста — по рукам, выбивая оружие.Сакс охнул, но добить его уже не было времени, ибо рядом слышался треск и чье-то бурное дыхание. Юноша еле успел подставить середину шеста, перехватив его обеими руками, и, отбив нанесенный сверху удар секирой, краем стремительно повернутого шеста ударил в голову, целя под шлем, в лицо. И опять раздался хруст, слабый стон и звук падения тела.
Артур отскочил, краем глаза отметив при этом, что Генрих и его люди тоже вступили в схватку. С их стороны доносилась ругань, пронзительное лошадиное ржание и еще один звук, который Артур с ужасом узнал: звонкий металлический щелчок спущенной пружины арбалета. Громко и болезненно заржала лошадь, будто взвизгнула, потом еще щелчок и новый пронзительный вскрик. Проклятье, у саксов оказались при себе арбалеты, которые, в отличие от лука, стреляют и во время дождя. А арбалетный болт
[90]
— страшное оружие!
Но рассуждать не оставалось времени, надо было позаботиться о себе. Ранее поверженный противник все же вставал, а рядом из леса выскочили еще двое с мечами — Артур во мраке это угадал по лязгу по металлу шеста, которым отчаянно отбивался. Он еще понял, что отточенное оружие в темноте куда лучше, ибо теперь ему приходилось только отмахиваться почти вслепую, вращая длинным шестом и не позволяя троим соперникам приблизиться. Попадая по щиту одного из саксов, он слышал грохот. Проклятье, они бы еще ментелет
[91]
в кустах спрятали!
Артуру удалось оглушить одного из нападавших, но двое других оказались на редкость упорными. А сзади тоже слышались крики, лязг стали, ругань то на саксонском, то на нормандском. Ловкими ударами отбросив двоих нападавших, Артур кинулся туда, где сейчас сражался только один из воинов, какой-то коротышка, отбивавшийся сразу от нескольких врагов. И при этом ругался как черт, так что его вопли перекрывали даже грохот щитов. Артур успел сразить кого-то быстрым ударом, но тут же развернулся, чтобы отмахнуться от поспешивших за ним противников.
Странная получалась схватка, почти вслепую. Но Артуру помогало чутье, выработанное не в одном поединке. Ловкий и худощавый, он успел увернуться, когда почти рядом с гулом пронеслась саксонская секира, но все же локоть обожгло. В пылу схватки это показалось несущественным, да и некогда было думать.
А потом он вдруг понял, что может передохнуть. Никто на него не нападал. Но тут неожиданно прозвучал короткий резкий окрик, и саксы разом исчезли, а в зарослях раздались треск и топот. Услышав сзади чье-то тяжелое дыхание, Артур резко повернулся и едва успел увести шестом в сторону резкий выпад меча. В этот миг кто-то рядом закричал:
— Мессир, стойте! Это тот, кто помог нам.
Они стояли в темноте и переводили дыхание. Артур понял, что перед ним тот самый коротышка, а откуда-то сбоку приближается еще одна тень. Его привыкшие к мраку глаза различили слабо светлевшую рясу цистерцианца.
— Что все это значит? — тяжело дыша, вымолвил коротышка и отшвырнул обломки щита. — Кто эти люди?
— Веселые английские ребята, которым захотелось выслужиться, — так же задыхаясь, ответил Артур. Он догадался: тот, кого назвали «мессир», и есть анжуйский принц Генрих.
— А вы кто?
— Я тоже веселый английский парень, которому, однако, не по душе, когда дюжина здоровых парней нападают на мальчишку.
— Я не мальчишка!
— Я уже это понял.
И тут во мраке прозвучал металлический звук взводимой пружины арбалета. Почти не раздумывая, Артур приник к земле, а вот цистерцианец, наоборот, кинулся к принцу и обнял его, прикрыв собой. Тут же звякнул щелчок металлической дуги арбалета, и следом раздался болезненный вскрик.
— Отец Бенедикт! Ради всего святого!..
Но монах уже сползал, будто складывался, а Плантагенет еще пытался удержать того, кто прикрыл его собой.
Артур схватил его за руку и с криком «Бежим!» стал увлекать прочь. Они пронеслись по дороге, выскочили на открытое пространство возле самого аббатства и почти налетели на темный силуэт огромного коня, который с недовольным фырканьем отбежал в сторону.
Беглецы перевели дыхание.
— Это гнедой Лье, конь моего верного де Сабле. Его первым сразили из арбалета, а второй болт попал бы в меня, если бы я не успел поднять серого на дыбы. Конь заслонил меня собой, но потом рухнул и придавил меня, а храбрый Джозия дю Пассаж стал разить этих чертей, пока я высвобождал ногу. А когда поднялся, Джозия уже стонал, но еще отбивался, и я поспешил ему на выручку…
Он так и сыпал словами, но Артур, не очень хорошо знавший анжуйский диалект, понимал лишь половину. Однако догадался, что парень еще не отошел от схватки и таким образом пытается спустить напряжение.
