Откинув край занавесок, она озиралась по сторонам, когда внезапно увидела его.
Милдрэд даже не сразу поняла, что ее так взволновало. Просто смотрела на идущего навстречу парня, и сердце ее стремительно забилось.
Достоинство и свобода — вот первое, что привлекало к нему внимание. Он шел посреди улицы, независимо, как король, хотя не был ни королем, ни даже рыцарем. Молодой пеший путник, больше ничего. Но то, как он нес свою гордую голову, как непринужденно удерживал на плече окованный металлом шест, как легко перескочил через небольшой текущий по спуску ручеек, — все показалось Милдрэд достойным восхищения. Незнакомец ни на кого не глядел, приближался неспешным шагом, но было в нем нечто такое, что побуждало прохожих расступаться.
Приникнув к щелке в занавесках, Милдрэд украдкой жадно рассматривала его. Никогда еще никто не казался ей более привлекательным, чем этот беспечный и уверенный в себе незнакомец. Высокий, гибкий, широкоплечий, одетый в простую, но опрятную и хорошо пригнанную одежду, он двигался грациозно, как молодой олень, движения его длинных рук и ног отличали изящество и скрытая сила. На его плечи пышным каскадом ниспадали длинные черные волосы, тонкие черты лица свидетельствовали о благородном происхождении: прямой гордый нос, сильный подбородок, крепкая шея, и при этом почти по-девичьи большие темные глаза под прямыми бровями. И все это лицо светилось таким спокойствием и непринужденностью, что чувствовалось — этот парень знает себе цену.
Вдруг он повернулся, будто почувствовал ее взгляд, — и Милдрэд тут же юркнула вглубь носилок, прижала руки к учащенно бившемуся сердцу. О небо! Что это с ней? Отчего в душе такое смятение? Ей ли испытывать волнение при виде какого-то пригожего путника? Она встречала немало красавцев, многим сама беззаботно кружила голову, а тут вдруг испугалась, что какой-то своевольный бродяга заметит, как она украдкой наблюдает за ним. И все же сил показаться ему у нее не было. Она чего-то боялась, но это был приятный испуг: будто она затеяла шалость, за которую можно не опасаться наказания.
Он прошел совсем рядом. И как поняла Милдрэд, был не один.
— …вот тогда и поглядим, — сказал он кому-то и засмеялся, и от его чуть хриплого веселого смеха у Милдрэд по спине поползли мурашки.
— Все бы тебе шутки шутить, Артур, — ответил его спутник несколько обиженным голосом, потом что-то добавил, но Милдрэд уже не разобрала слов. Ответа она тоже не услышала, зато вновь до нее донесся смех незнакомца.
«Артур», — мысленно повторила она. Раньше она не знала никого с таким именем, но оно ей сразу понравилось. В нем было что-то подходящее такому человеку — гордость, непринужденность и решительность.
Задняя стенка носилок была глухой, и девушка, отбросив занавеску, высунулась в боковое окошко, чтобы еще раз увидеть Артура. Он уже был под аркой ворот, но она еще могла различить его сильную гибкую фигуру, длинные ноги, волну черных как сажа волос. Возле него шли еще двое — один невысокий и коренастый, со странно вихляющей походкой, какая иногда встречается у женщин, и рослый мужчина в похожей на сутану одежде, однако густая шевелюра отличала его от монахов с их выбритыми тонзурами. Вот высокий приятельски хлопнул Артура по плечу, громогласно рассмеялся, юноша повернулся, и Милдрэд успела рассмотреть его четкий профиль.
Ее носилки свернули, она уже не видела его и просто рухнула на подушки, взволнованная и недоумевающая. Что такое с ней происходит? Но одно она уяснила: почему-то она чувствует себя очень счастливой. Отчего? Она не утруждала себя раздумьем. Просто улыбалась.
Глава 10
Графство Чешир, май месяц
Собор Святого Чеда, куда прибыли на богослужение граф Ранульф Честерский с семьей, был старой, еще саксонской постройкой, с тяжелыми колоннами и низким сводчатым потолком. Здесь всегда царил полумрак, пахло сырым камнем, восковыми свечами, а также свежей травой, какой местные монахи посыпали пол.
— Deo gratias, Mariae gratias!
[53]
— протяжно выводили певчие слаженными голосами.
Граф Честерский заученно перекрестился, но мысли витали далеко от молитв. Сэр Ранульф был недоволен, что его жена с детьми пожелала поехать с ним сюда. Собор Святого Чеда располагался возле местечка Малпас и находился слишком близко от валлийской границы, чтобы Ранульф мог не волноваться за свою семью. Ибо даже примирившись с королем Стефаном, владея третью королевства на севере Англии, называя себя графом милостью Божьей, он не раз подвергался нападкам со стороны валлийцев из соседнего Гуиннеда
[54]
. Принц Овейн Гуиннедский не давал ему покоя, и Ранульфу приходилось то и дело ожидать военных действий со стороны независимого и рьяного соседа. Но поди же объясни это графине. Она только и твердила, что настало двадцать седьмое мая — день валлийской святой Мелангель, — и пожелала прибыть в Малпас, дабы почтить местную обитель этой великомученицы. И вот теперь Ранульф пытается решить, достаточно ли с ними охраны, чтобы обеспечить безопасность семье, покуда сам он будет охотиться в Пеквортских холмах, как собирался.
Но тут внимание Ранульфа привлекла монахиня, появившаяся в арке амбулатория
[55]
. Одетая в светлые цистерцианские одежды, та прильнула к колонне и с улыбкой смотрела на него. Да, именно на него. Граф даже огляделся, но вокруг никого не было, а значит, лукавые взгляды предназначены именно его персоне. Они с графиней стояли подле алтарной ограды, монашку было видно только отсюда, вот она и выглядывала украдкой. Ранульф взглянул на свою супругу — видит ли та то же, что и он? Но леди Матильда стояла, молитвенно сложив руки и закрыв глаза. Озадаченный Честер вновь посмотрел в арку амбулатория, но там уже никого не было. Уж не померещилось ли ему заигрывание юной монахини?
Ранульф потряс головой, отгоняя наваждение. Итак, о чем он думал? Ах да, о валлийцах. Эти неспокойные полудикие соседи, которых невозможно склонить к миру, а можно только завоевать. Король Стефан давно перестал заниматься уэльской проблемой, у него иные заботы, а валлийцы между тем все больше наглеют. И хотя Ранульф пока справляется с ними, однако другим везет меньше. Вон, недавно валлийцы из Поуиса захватили замки Освестри и Кос на границе Шропшира, а это далеко не последние крепости — их возводили нормандские бароны, когда покоряли эту дикую землю. Как правило, валлийцы не осаждают крепости: их способ ведения войны состоит в том, чтобы напасть толпой с воплями и шумом, надеясь на внезапность, а не на тактику. Но взять замки!.. Это уж чересчур.
Опять монашенка. Смотрит украдкой, улыбается. Молоденькая, пухленькая, личико кругленькое, а у виска из-под белого покрывала выбиваются кудряшки. Ранульф вдруг заметил, что тоже улыбается. Ишь ты! Понравился он святой сестрице. Его жена набирает женщин в обитель Святой Мелангель невесть откуда, вот среди них, видимо, и попалась такая ловкая белочка. Хотел бы он ее помять… белочку-веселушку.
