Но тут люк над ним поднялся и графа вытащили наружу. Прохладный воздух обдул вспотевшее лицо, рядом хлопал тент навеса фургона.
Глухо мыча, граф уставился на своих похитителей. Их было трое, и Честер переводил полный злобы взгляд с одного лица на другое.
— Слушай, Артур, давай его обратно засунем, — предложил огромный кудрявый детина в линялой сутане, но меньше всего походивший на монаха. — Клянусь самой Пречистой, если бы его взгляд мог убивать, от нас не осталось бы и тени.
— Еще успеем, — отозвался тот, кого назвали Артуром. Глядя на графа, он улыбался чарующей белозубой улыбкой. — Храни вас Бог, милорд. Мы обошлись с вами несколько сурово, за что приносим извинения, но вовсе не желаем причинять вам неудобства. Более того, мы поклялись, что будем обращаться с вами, как с нашей любимой бабушкой.
Когда он вынул у графа кляп изо рта, тот несколько минут только бурно дышал да выплевывал набившуюся в горло шерсть, а потом наконец смог прохрипеть:
— Вы и свою бабушку лупите по голове до потери сознания?
Артур, похоже, удивился, но глянул на своих подельщиков и улыбнулся еще шире.
— Святые кости! После всего происшедшего он еще может шутить! Знаете, а он мне даже нравится, — и стал распутывать веревки на запястьях пленника.
Перетянутые руки так загудели, что несколько минут Честер не мог слова молвить от боли и только не спеша растирал их. Тем временем Артур принял у здоровенного монаха бутыль и протянул графу.
— Это вода, чтобы смочить горло, но зато из самого источника Святого Чеда.
Граф жадно пил. А когда отдавал сосуд, то быстро плеснул Артуру в лицо, а монаху хотел заехать кулаком в ухо, но тот каким-то чудом успел подставить согнутую руку и отвел удар, а в следующий миг они втроем навалились на Честера и вновь стали его вязать. Собачонка зашлась лаем и наскакивала на чужака, граф сопел и вырывался, пока не увидел прямо над собой бледное лицо в россыпи веснушек и знакомые карие глаза под тонкими рыжеватыми бровями. От удивления он даже прекратил сопротивляться.
— Ты? Клянусь венцом терновым! Я ведь щупал тебя, ты же девка!
Его опять связали и усадили, прислонив спиной к борту фургончика. Рыжий отвернулся, будто в смущении, а Артур сказал:
— Это наш Рис. Его еще называют Рис Недоразумение Господне.
— Мне не нравится, когда меня так зовут! — запальчиво воскликнул рыжий своим тоненьким голоском. — Лучше зовите меня Рисом из Гуиннеда.
Значит, все-таки валлийцы, отметил граф. И сильно покраснел, сообразив, что его соблазнили даже не девушкой, а ряженым из Уэльса.
Подле графа уселся Артур и улыбнулся, сдув с глаз длинные пряди.
— Милорд, ваш гнев вполне объясним. Однако вы не знаете того, что мы везем вас к другу. Да, да, милорд, к другу, которому невтерпеж переговорить с вами. Не наша вина, что он готов даже заплатить, лишь бы эта встреча состоялась. Но вреда вам от того не будет.
Честер промолчал. Эти скоты не стоят того, чтобы правитель севера Англии унижался до расспросов. И тем не менее он начал обдумывать, кто мог оказаться этим загадочным «другом». Овейн Гуиннедский? Но Ранульф уже понял, что его везут не в Уэльс. Даже не в Шотландию, ибо «другом», желавшим переговорить с ним, мог быть и король Давид. Но может… король Стефан? Возможно, но отчего Стефан попросту не пришлет к нему вестового с приглашением? Перейдя на его сторону, Ранульф вел себя по отношению к королю вполне лояльно, хотя и без особого подобострастия: в своих владениях он сам себя чувствовал не хуже любого короля. Уж не для того ли Стефан прислал этих жуликов, чтобы похитить его, заковать в кандалы и таким образом избавиться от могущественного лорда?
Честер заметил, что похитители ведут себя более чем беспечно: болтают между собой, а за ним следит только эта мохнатомордая собачонка — смотрит черными бусинами глаз так, будто он у нее отнял лучшую кость. Граф стал прислушиваться, о чем переговариваются похитители, но они говорили на валлийском, а Ранульф, хоть и прожил всю жизнь близ Уэльса, не удосужился выучить этот язык. Правда, кое-что он все же понимал, всего несколько слов: попробуем… неважно… меньше хлопот.
Ну уж хлопоты им он еще устроит. И видя, что его не охраняют, а за пологом фургончика видна извилистая дорога, граф вдруг заорал во всю мощь:
— Ко мне! Я Честер! Награду тому, кто отзовется! Меня похитили!
Лохматый серый пес тут же зашелся лаем, вскинулся. А эти трое оглянулись, но без особого волнения. Рыжий Рис даже сказал на валлийском, причем Честер понял все до единого слова: мол, пусть пошумит, скорее выдохнется и нам будет спокойнее. Черноволосый гибкий Артур тут же подсел, стал успокаивать глухо рычащую собаку.
— Ну зачем так надрываться, ваша милость? Тут на много миль вокруг ни души. Вот, взгляните.
И поднял полог, предоставив Честеру лицезреть всхолмленную пустошь до самого горизонта, с покрытыми лиловым вереском склонами и редкими зарослями кустов в болотистых ложбинах.
Честер не столько узнал, сколько мог догадываться, где расположена эта местность: более всего она походила на север Стаффордшира. Это был дикий безлюдный край, жестоко разоренный нормандским завоеванием, где до сих пор царило безвластие. Некогда Честер подумывал взять под свою руку эти места, но отвлекали иные дела. И теперь он мог лицезреть, как дикая природа перешла тут в наступление, придорожные нивы заросли кизилом, ольхой и плакучей ивой, болота ширились, и лишь изредка можно было разглядеть развалины прежних хозяйств, покрытые травой и ежевикой, или остатки полусгнившей мельницы, постепенно погружавшейся в болотную заводь, в которую превратился прежний ручей. Да, в этом пустынном краю, где живут разве что звери или преступники, объявленные вне закона, едва ли кто-то ему окажет помощь. Похитители хорошо продумали путь, и ему лучше оставаться с ними, пока не подоспеет подмога. Ведь рано или поздно она должна подоспеть — Ранульфу очень хотелось в это верить.
Видя, что граф присмирел, Артур слегка ослабил путы, но полностью освободить пленника не решился. Сам же отодвинулся, взял лютню и стал перебирать струны. Крупный монах по-прежнему неспешно правил мулами, а Рис попросту разлегся на куске овчины и с завидным спокойствием заснул.
Честер размышлял, как скоро заметят его исчезновение. Проклятье, он ведь сам велел не искать его. А если кто-то из аббатства видел, как он несся в лесок за рыженькой девкой, и даже сообщит о том его родне, вряд ли обиженная графиня станет отправлять людей на поиски. Как ни странно, сейчас Ранульф больше всего надеялся на свою дочь Беатриссу. Она была умницей, могла что-то заподозрить. Ну и что они предпримут, если дочь поднимет шум? На людей Стефана подумают в последнюю очередь, скорее начнут искать его либо у шотландцев, либо у валлийцев. И пока свяжутся с ними… Граф прикинул, что это произойдет в лучшем случае на следующий день.
Он взглянул на клонившееся к закату солнце. Вокруг стояла тишь, даже пение птиц смолкло, ветра не было, и все замерло в неподвижности. Заросли папоротника-орляка подступали к самой дороге, по-майски зеленые и свежие. Честер заметил среди них маленькую косулю, наблюдавшую за ними из кустов многорядника, такую же неподвижную и пятнистую, как тени зарослей, среди которых она стояла.
