Аббатиса нервно сжала свои унизанные перстнями руки.
— Слова Гая — еще не истина в последней инстанции, — скрывая нервную дрожь в голосе, сказала она. — Женщины всегда вешались Гаю на шею, а зачать ребенка он мог и не в Шропшире, а невесть где…
— Прекрати! — закричал Артур. — Ненавижу, когда ты так глупо обнадеживаешь меня!
Он хотел уйти, но Бенедикта успела обойти стол и удержала его. Она испугалась, что он обидится и уйдет, а вместе с ним уйдет и свет из ее жизни. И, что бы ни говорили… Подле него ее сердце наполнялось чувством, какое не мог вызвать чужой ребенок. Он слишком много для нее значил, и она не в силах была отказаться от мысли об их родстве. Но если он не хочет об этом слышать — она будет молчать.
Видя, что Артур заколебался, Бенедикта усадила его на прежнее место, принялась расспрашивать, как поживают его друзья, тот же монах-расстрига Метью или Рис Недоразумение Господне. Может, Метью все же решится снова поступить в обитель Петра и Павла? У него сейчас столько денег, что он вполне может внести вклад и его примут назад. Ведь нынешний настоятель, Роберт Пенант, человек добрый, благоволит к Метью. По сути Бенедикте отчаянно хотелось разлучить эту троицу, чтобы Артуру не так легко было сорваться с места, в то время как его друзья останутся в Шрусбери.
— Ведь в уставе Святого Бенедикта значится, что монах, покинувший обитель, может до трех раз приносить настоятелю покаяние и вновь быть принятым в общину.
— Ну да, — криво усмехнулся Артур. — Вот Метью и не спешит опять выбрить тонзуру и петь «Pater noster»
[68]
на хорах собора, ибо у него остался только один шанс для подобного покаяния. Нет, этот лохматый бродяга еще не испил до конца свою чашу свободы и пока не спешит на поклон к настоятелю.
— Ну а Рис?
— Что Рис? Вы ведь сами понимаете, матушка: после того как Риса, будто паршивую овцу, гоняли от одного монастыря в другой, он вряд ли захочет остаться в Шрусбери. Скорее парень с таким именем, как Рис…
— Но парень ли он?
— Парень! — тряхнул головой Артур. — Когда парень с таким именем, как Рис, с его ловкостью и сноровкой, захочет поселиться в Уэльсе, то найдется немало родов, которые пожелают принять его в семью. Вы ведь знаете, у валлийцев столь запутанные родственные связи, что кто угодно может оказаться родственником кому угодно. А теперь я все же пойду.
Но Бенедикта стала просить его посмотреть замок в калитке — там, где городская стена огибает ее монастырь и выводит к реке. В итоге юноша сдался. Да, он придет, передохнет немного и посмотрит, что с замком.
Покои настоятельницы Артур покинул не через дверь, а как привык с детства — через окно. Она слышала, как он насвистывал, проходя по крыше примыкавшей к зданию галереи, потом перескочил на огибающую монастырь каменную стену и оттуда спустился на соседнюю улочку. Аббатиса стояла, сжимая свой нагрудный крест. Ну вот, опять ушел. Ребенком он очень любил проводить с ней время, искал ее тепла. Но соколенок вырос, как теперь удержать, когда его так и тянет в полет?
Бенедикта оправила складки длинного головного покрывала. Так, надо успокоиться и заняться делами. Необходимо съездить в Форгейтское предместье, где расположены монастырские красильни и сукновальни. Скоро окончится сезон стрижки овец, ее склады полны, и следует отдать распоряжения насчет покраски и валяния сукна.
Во время отсутствия настоятельницы сестра-келарисса
[69]
решила устроить большую стирку. Еще с утра к реке под примыкавшей к обители стеной были вынесены лохани с замоченными простынями и покрывалами, сестры-белицы и послушницы вынимали их из мыльного раствора, раскладывали по корытам и принимались отчаянно тереть по ребристым доскам. Когда пришло время отправляться на богослужение, монахини удалились, а стирку переложили на воспитанниц.
Работа прачек считалась тяжелой, и сестра Одри напутствовала девушек: любой труд на благо монастыря угоден Господу. Но те не слишком возражали: день выдался солнечный и жаркий, и гораздо приятнее казалось поплескаться у реки, чем корпеть над рукописями или зубрить латынь в душной классной комнате.
Сестра Одри следила за работой, но так как сама она была женщиной тучной и не сильно любила себя утруждать, то, раздав указания, устроилась на ступеньке, ведущей к калитке деревянной лестницы, откуда с покровительственной улыбкой наблюдала, как девушки хохочут и плещутся в мелкой воде у берега. Этот участок суши под огибавшей Шрусбери стеной был крутой и высокий, так что воды частых паводков Северна никогда не достигали городских укреплений, зато у реки намыло довольно широкую косу, где росла верба и две большие плакучие ивы. Кроны деревьев с одной стороны, мощный контрфорс и стена города с другой заслоняли резвящихся девушек от глаз посторонних, в том числе и дежуривших на башнях замка Форгейт стражей.
Лето в этом году стояло на редкость жаркое, с самой Троицы не выпадало ни одного дождя. Городская стена раскалялась на солнце и источала жар, трава на склоне уже начинала никнуть, неподвижный воздух казался густым и тяжелым. Поэтому сестра-наставница милостиво позволила воспитанницам снять их плотно облегавшие чепчики, а там сбросить и шерстяные туники, оставшись только в легких нижних рубашках.
Милдрэд вместе с Тильдой стояли по колено в воде — ах, она была теплая, как парное молоко! Сначала они полоскали большую простыню, а потом, взяв за концы, выкручивали в разные стороны, выжимая, пока не свернули в тугой жгут, затем развесили ее на кустах и принялись за следующую.
Пока они возились, разомлевшая на солнце сестра Одри заснула. Оставшиеся без присмотра девушки расположились у кромки берега, подобрав полы рубашек и нежа обнаженные ноги в теплой воде. Солнце поднималось все выше, тень отступила, и они блаженствовали, болтая и бездельничая, пока наставница похрапывала себе в удовольствие.
Именно в это время на реке за кустами появилась лодка, которой правил Артур. Привело его сюда обещание посмотреть замок, и он вовсе не рассчитывал увидеть такое! Артур быстро пригнулся, прячась в зарослях, потом осторожно отвел ветви и стал наблюдать. Ах, каких же лапочек укрывает в своей обители матушка Бенедикта! Он с улыбкой смотрел, как они сидят или расслабленно полулежат, то шепчутся, то во что-то играют или толкаются, валя друг друга на берег и затевая веселую возню, любовался целым рядом их стройных ножек, опущенных в воду. При этом они так расшумелись, что разбудили сладко похрапывающую сестру-наставницу.
— Эй, что вы тут устроили! И зачем повесили простыни в тени? Милдрэд, дитя мое, иди, сними белье и перевесь на солнце.
Наставница особенно симпатизировала новой воспитаннице и не понимала, отчего мать Бенедикта так мало замечает достоинства этой милой девушки.
Милдрэд послушно подоткнула за пояс полы намокшей рубашки и, прихватив плетеную корзину, вошла в реку. Вода поднималась выше ее колен, когда она, установив бадейку на развилке толстого ствола, принялась скатывать мокрые простыни. Когда корзина наполнилась, Милдрэд потянула ее на себя и тут услышала сзади чей-то взволнованный возглас, а потом общие крики и визг.
