— Я, когда выходил, честно говоря, опасался: вдруг ты уйдешь.
— Я никуда не уйду, даже если бы и хотела. У меня до сих пор ноги болят от вчерашнего хождения на каблуках. Честное слово, кроссовки лучше.
— Хочешь, я помогу твоим ногам? Сделаю горячую ванну, потом массаж.
Джулия покраснела.
— Ты действительно хочешь, чтобы я осталась на все выходные? — спросила она, меняя тему.
— Я хочу, чтобы ты осталась навсегда.
— Габриель, я серьезно спрашиваю.
— Ну, во всяком случае, до утра понедельника.
— У меня не та одежда. Я не могу почти два дня ходить в этом платье. Все равно нужно кое-что взять из дома.
— Если это так нужно, я свожу тебя домой. Или дам ключи от внедорожника, и ты съездишь сама. Впрочем, может, тебе и не понадобится ехать домой. Ты видела пакеты в спальне? — спросил он, снова подмигивая ей.
— Что в них?
— То немногое, что может тебе понадобиться, когда остаешься в доме друга.
— И откуда это «то немногое»?
— Из магазина, где Рейчел покупала тебе сумку.
— Ты опять потратил на меня кучу денег? — нахмурилась Джулия.
— Во-первых, ты моя гостья. Правила гостеприимства требуют, чтобы я удовлетворил все твои потребности.
Они оба почувствовали подтекст этой фразы. Габриель, дразня ее, слегка высунул язык, и Джулии стоило немалых усилий, чтобы не прыгнуть ему на колени.
— Мне неудобно… Ты покупаешь мне одежду.
— Насчет «неудобно» ты скажешь, если что-то не подойдет тебе по размеру, — заявил Габриель, пытаясь превратить ее слова в шутку.
— Как будто я…
— Джулия! Прекрати! — почти крикнул он, и его лицо сразу помрачнело.
Она сжалась, чувствуя, что опять все испортила.
— Джулианна, почему ты так бешено противишься моей щедрости?
— Я не противлюсь.
— Противишься. Неужели ты думаешь, что я пытаюсь тебя задобрить… с известной целью? — (Джулия вспыхнула.) — Я никогда не покупал женщин. Случалось, помогал, но ничего не требовал взамен.
— Знаю.
— Тогда в чем проблема?
— Не хочу оказаться у тебя в долгу.
— У меня? В долгу? Я что, похож на ростовщика, который заставляет своих должниц расплачиваться натурой?
— Я так не думаю, — шепотом ответила она.
— А как ты думаешь?
— Я хочу крепко встать на ноги. Возможно, когда-нибудь я буду зарабатывать столько же, сколько сейчас зарабатываешь ты. А пока ты профессор, я аспирантка, поэтому…
— Мы с тобой не впервые говорим на эту тему. Хочу еще раз тебе объяснить: подарок друга никоим образом не посягает на твою свободу и не ставит тебя в зависимое положение. — Габриель пытался говорить спокойно, но в его тоне все равно прорывалось раздражение. — А теперь я расскажу тебе, что двигало мною. Будь любезна, выслушай мою точку зрения… Я очень ценю время, когда мы вместе. Каждую минуту. Эти два дня пролетят незаметно. И я решил уберечь тебя от напрасной траты времени на поездку домой и обратно. Для меня это было очень просто. «Холт ренфрю» находится в двух шагах от моего дома… Я хотел порадовать тебя. Но если ты видишь в этом угрозу своей независимости, я отошлю все покупки обратно. — Габриель встал и, не сказав больше ни слова, ушел в свой кабинет.
«Опять мы ссоримся на ровном месте».
Пытаясь найти выход, Джулия кусала не только губы, но и ногти. С одной стороны, ей действительно хотелось быть независимой, а не изображать из себя эдакую несчастную птичку со сломанным крылом. С другой… только что она показала себя настоящей лицемеркой. Красивые слова о доброте она говорить умеет. Но в реальности, оказывается, она готова не только отвергнуть чужую доброту, но и побольнее ударить другого. Она видела, как на нее смотрел Габриель. Конечно, он был рассержен. Однако в его глазах был не только гнев, но и боль. Она очень сильно ударила по нему.
«Но ведь я совсем не хотела делать ему больно…»
Габриель казался ей таким сильным и волевым. Ей и в голову не приходило, что у него может быть чувствительное, ранимое нутро. Когда он шел в «Холт ренфрю», когда выбирал там что-то для нее, он и подумать не мог, чем обернутся его подарки. Быть может, она единственная, кто видел его уязвимость. От этого ей стало еще тошнее.
Джулия налила себе стакан минеральной воды и стала пить медленными глотками, обдумывая выход из тупика. Ничего лучше, чем пойти к нему и извиниться, она не придумала.
Она открыла дверь кабинета, осторожно просунула голову. В это время зазвонил телефон. Габриель взглянул на определитель номера и прошептал:
— Ричард.
Джулия кивнула, но из кабинета не ушла. Она на цыпочках подошла к письменному столу, взяла самую простую шариковую ручку и на чистом листке написала:
Прости меня.
Габриель посмотрел на ее записку и сухо кивнул.
Я собираюсь принять душ. Мы сможем потом поговорить?
Он прочитал и снова кивнул.
Спасибо за заботу. И, пожалуйста, прости меня.
Габриель протянул руку и взял Джулию за запястье, потом он прижался губами к ее ладони.
Джулия вернулась в спальню, закрыла за собой дверь и бросилась к сумкам. Она положила их на кровать и наугад открыла первую из них.
В сумке оказалась женская одежда, причем вся ее размера. Габриель купил классическую черную юбку-карандаш, черные расклешенные брюки, белую женскую рубашку для делового костюма и синюю шелковую блузку. Но этим содержимое сумки не исчерпывалось. Джулия извлекла оттуда пару чулок с красивым ромбическим рисунком, несколько пар носков под брюки и черные полусапожки с заостренным носом. Похоже, все это разрабатывалось одним модельером. Неплохой ансамбль на все случаи жизни. Джулия понимала: такая коллекция стоит изрядных денег. Наверное, ее мысли показались бы Габриелю верхом неблагодарности, но ей сейчас вполне хватило бы джинсов, футболки с длинным рукавом и кроссовок.
Содержимое второй сумки несколько шокировало ее. Габриель купил ей элегантный и, несомненно, дорогой фиолетовый шелковый банный халат и такую же ночную рубашку: длинную, почти по щиколотки, и с весьма скромным вырезом, окаймленным кружевами. Этой паре Джулия искренне обрадовалась. Халат и рубашка были куда более подходящей одеждой для их совместных «ночевок» и этой стадии отношений. На самом дне сумки Джулия обнаружила пару фиолетовых атласных шлепанцев на низком каблуке.
«У него явный пунктик насчет женских каблуков. Даже шлепанцы с каблуками!»
Она уже догадывалась; что ждет ее в третьей сумке, и не ошиблась. Щеки Джулии густо покраснели, когда она достала оттуда три кружевных лифчика и в тон им кружевные трусики. Явно французские. Один набор был цвета шампанского, второй — голубого, как лед, а третий — бледно-розового. Джулия густо покраснела, когда представила Габриеля ходящим среди стеллажей с дорогим женским бельем. Подумать только: он разбирается в таких тонкостях, о которых она имеет весьма смутное представление. Должно быть, и сам процесс выбора доставлял ему утонченное эротическое наслаждение.
