Джулию захлестнула волна неистового желания. Она уже представляла, как искусный в таких делах язык Габриеля коснется ее пупка и опустится ниже. Туда, где еще не бывали ничьи уста…
— Ты счастлива, любовь моя?
— Да, — дрожащим, не своим голосом ответила Джулия.
— Тогда поцелуй меня.
Как он и надеялся, Джулия потянула его за галстук. Габриель с охотой подчинился, оказавшись почти на ней и обхватив коленями ее бедра. Он награждал ее жаркими, влажными поцелуями, а его руки двигались вверх и вниз по ее телу. От его груди тоже исходил жар. Даже сквозь ткань брюк Джулия чувствовала напрягшийся член Габриеля. Чего он медлит? Сколько еще можно продолжать эту игру? Они оба хотят друг друга. Так что мешает им наконец осуществить то, о чем они давно мечтали? Они решили сделать это во Флоренции. Вот она, Флоренция, вокруг них.
Габриель вдруг отстранился, взял ее руку и поцеловал тыльную сторону.
— Идем в постель, — тихо сказал он.
— Я готова и здесь.
Он наморщил лоб, потом улыбнулся и поцеловал ее в нос:
— Нет, дорогая. Я хочу, чтобы это произошло у нас в постели. К тому же на террасе холодно. Так и воспаление легких недолго подхватить. — Джулия выглядела слегка раздосадованной, и Габриель поспешил успокоить ее: — Если у тебя не пропадет желание предаваться любви на террасе, мы можем сделать это завтра. Но сегодня все должно происходить в тепле и за закрытыми дверями. Я подожду здесь, а потом приду. Пожалуйста, не торопись. У тебя есть столько времени, сколько тебе понадобится.
Габриель сдержанно поцеловал Джулию и посмотрел ей вслед, любуясь совершенной формой ее ягодиц. Сам он откинулся на подушку и был вынужден несколько раз залезть себе в трусы, поскольку между разумом и телесными потребностями наступил заметный разлад. Ожидание было мучительным и губительным для его физиологии. Никогда еще он не был так возбужден, никогда еще ему не хотелось разложить Джулию прямо на кашемировом одеяле и, забыв обо всем, войти в нее. Но как раз этого он себе и не мог позволить. По крайней мере, сегодня.
А ведь раньше у него были совсем иные наслаждения, и они ему нравились. В «Лобби» всегда хватало женщин, находящихся на последней стадии возбуждения и готовых отдаться, даже не спросив имени мужчины. Он тоже не спрашивал их имен. Как он мог думать, что оттрахать такую женщину прямо в туалетной кабинке — это верх наслаждения? Неужели он верил, что безымянные оргазмы способны по-настоящему его удовлетворить? Он потратил столько лет, будучи жрецом некоего молчаливого, отсутствующего бога, обещавшего все… кроме чего-то мимолетного, и это что-то всякий раз ускользало, заставляя искать новые приключения. Получается, Габриель служил божку похоти, принимая его за Эроса. Он был похож на заблудившегося путника, упрямо продолжавшего идти не по той дороге.
«Суета сует… всё суета».
[46]
Но все изменилось, когда он вновь встретил Джулию и в особенности когда понял, что любит ее. Она вошла в него и лишила его эмоциональной невинности, сделав это на редкость мягко и деликатно. И он просто не имел права обойтись с нею, как с теми женщинами из «Лобби».
Пока Габриель раздумывал, как лучше провести ритуал поклонения своему кареглазому ангелу, Джулия склонилась над умывальником, пытаясь успокоить дыхание и бешено колотящееся сердце. Чувственная прелюдия, устроенная Габриелем, была сродни сжиганию мостов для них обоих. Обратного пути не было. Ничто не могло ослабить или замедлить неодолимую силу, влекущую их друг к другу.
«Боже мой, как я его хочу».
Джулия осмотрела себя в зеркало, поправила прическу и макияж, после чего вычистила зубы. Теперь ее рот благоухал мятой. Оставалось надеть ночную рубашку и халат, и здесь обнаружилось, что она… ошиблась дверью. Ее белье осталось в другой ванной.
«Merda»,
[47]
— подумала Джулия.
Конечно, можно было бы раздеться и облачиться в один из халатов, висящих за дверью. Но тогда зачем она покупала нижнее белье? Можно отправиться в другую ванную, да только путь идет через всю спальню, а Габриель уже наверняка вернулся с террасы и теперь ждет ее на ложе… как царь Соломон во всей своей славе.
Мысль о том, что у них должно произойти, причем довольно скоро, вновь привела Джулию в душевный и телесный трепет. Может, принять душ и выйти к нему, завернувшись в полотенце? А что под полотенцем? Оставить лифчик и трусики?
Тем временем Габриель перенес все, что нужно, с террасы в спальню. Он расставил зажженные свечи в разных частях спальни, а несколько — возле кровати. Музыку для этого события он выбрал заранее, и свой плей-лист он гордо озаглавил «Любовное приношение Джулии». Положив на ночной столик все необходимое, он выключил свет.
Габриель ждал.
Габриель ждал очень терпеливо. Джулия не появлялась. Ожидание сменилось тревогой.
Он подошел к ванной и приложил ухо к двери. Никаких звуков: ни шума текущей воды, ни шуршания одежды. У Габриеля замерло сердце. Вдруг она испугалась? Или чем-то обижена?
«Вдруг она вообще не хочет меня видеть?»
Габриель набрал в легкие воздуха и осторожно постучался.
— Входи.
Приглашение его удивило. Открыв дверь, он заглянул внутрь. Джулия смотрелась в зеркало.
— Что с тобой?
— Все нормально.
— Подозреваю, что нет, — нахмурился он.
— Габриель, все в порядке. Понимаешь… я столько мечтала о нашей первой ночи. А вот пришла сюда, застыла и… — Она бросилась к нему.
— Любовь моя, чего ты боишься? — спросил он, сам проникаясь непонятной тревогой. — Здесь никого нет. Только мы с тобой. Возможно, я переусердствовал.
Джулия покачала головой и прижалась лицом к его груди.
— Нет, это я, как обычно, напридумывала сама не знаю что.
— Девочка моя, радость моя, тогда подумай о том, как я тебя люблю. И сегодня я тебе это не только скажу, но и покажу.
Габриель нежно поцеловал Джулию. Она улыбнулась и кивнула. Тогда он поднял ее на руки и понес. Джулия не боялась, хотя прежде ей казалось, что испугается. Но каждый его шаг сопровождался поцелуем, и она успокоилась. Она любила этого человека. Она хотела его и знала, что он тоже ее хочет. Очень хочет.
Габриель опустил Джулию на кровать и с любовью посмотрел на нее. В его взгляде не было ничего, кроме искренней доброты. У Джулии перехватило дыхание. Она помнила этот взгляд. Со времен ночи в яблоневом саду. Но сейчас она хотела Габриеля намного сильнее, чем тогда.
— Зачем ты погасил свет?
— У тебя такая красивая кожа. При свечах она удивительно мерцает, — ответил Габриель, целуя ее в лоб. — Если бы во времена пещерных людей были женщины такой красоты, их увековечили бы в наскальных росписях. — Габриель опустился на колени.
