Их глаза встретились. Габриель наклонился к ней. Их губы разделяло не больше двух-трех дюймов. Джулию обдавало жаром его дыхания.
Шотландское виски и перечная мята…
Они оба молча пили запахи друг друга. Джулия закрыла глаза, высунула язык, облизав пересохшие губы. Она ждала, что будет дальше.
— Facilis descensus Averni, — прошептал Габриель, и латинские слова, похожие на заклинание, эхом отозвались у нее в душе: «Спуск легок в ад».
[7]
Габриель отдернул руку, резко выпрямился и быстро вернулся к такси. Хлопнула дверь.
Джулия открыла глаза, глядя вслед удаляющейся машине. Ноги отказывались ее держать, и она привалилась спиной к двери.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
За время этого кошмарного вечера в «Лобби» Джулия пережила несколько мгновений, когда ей казалось, что Габриель ее вспомнит. Увы, мгновения эти были слишком мимолетны и исчезали, словно паутинки, унесенные ветром. И потому Джулия, будучи честным человеком, усомнилась в себе.
А что, если ее первая встреча с Габриелем была попросту сном? Увидев его фотографию, она влюбилась в изображение и придумала события, которых на самом деле не было. Возможно, и она, вслед за Рейчел и Эроном, бросилась прочь из разгромленного дома. Шла не разбирая дороги, заблудилась, вышла к яблоневому саду, где и заснула. И там ей приснился этот сон, который стал квинтэссенцией всех мечтаний одинокой девушки, тоскующей по романтической любви.
Такое вполне могло быть.
Джулия не опасалась за свою психику. Она не раз читала о людях, настолько уверовавших в свои фантазии, что те становились частью их реальности. Психологи в таких случаях советовали спокойно и обстоятельно поговорить с самим собой, найти убедительные доводы и… объявить эту тему исчерпанной. Главное после такого сеанса психотерапии — проявлять стойкость, не позволяя себе сворачивать на тропу прежних иллюзий.
Джулия охотно провела бы с собой такой сеанс, но для этого ей нужно было напрямую спросить Габриеля, действительно ли он ее не помнит. Когда они танцевали и она увидела замешательство на его лице, то впервые подумала, что дело не в профессорской надменности, а в особенностях разума Габриеля. Почему-то его разум противился этому воспоминанию. И тогда Джулия отступила. Еще неизвестно, как внезапное воспоминание отразилось бы на его разуме. Вдруг с разумом случилось бы то же, что шесть лет назад случилось с кофейным столиком Грейс? Подумав об этом, Джулия решила ничего не предпринимать.
Помимо доброго сердца и умения сострадать, Джулия обладала врожденной тактичностью. Она понимала: даже если ты что-то знаешь о другом человеке, далеко не всегда можно и нужно ему об этом говорить. Тактичность делала ее терпеливой, умеющей дожидаться подходящего момента. А пока момент не настал, нужно довольствоваться теми условиями, в которых находишься, и наилучшим образом приспосабливаться к ним.
Профессор Эмерсон не был тем, в кого она когда-то влюбилась и с кем провела удивительный вечер в яблоневом саду. Подумав об этом, Джулия поняла, что с профессорской психикой творится нечто странное. Состояние, в котором он находился, нельзя было назвать ни помрачением сознания, ни депрессией. Он пребывал в каком-то непонятном ей возбуждении. Что-то сжигало его изнутри, а он не знал, как погасить этот огонь. И выпивка была весьма опасным средством тушения; особенно если учесть его склонность к спиртному. Это Джулия знала не из книг, а из наблюдений за поведением своей матери-алкоголички. Конечно, доброта спасает не всех и не всегда. Но доброта умеет хотя бы не усугублять состояние того, кому не в силах помочь.
Для Габриеля, с которым она целовалась под звездами, Джулия была бы готова на все. Одно его слово, малейший намек на то, что она ему нужна, — и она бы, не колеблясь, спустилась за ним в Ад и нашла бы его там. Она бы прошла по всем кругам Ада, не побоявшись чудовищ и преодолевая все преграды, только чтобы вывести любимого в мир света и жизни.
Но профессор Эмерсон не был ее Габриелем. Ее Габриель умер. Исчез, оставив лишь память о себе и крохотные частички себя, обитавшие теперь в теле жестокого и измученного клона. Однажды Габриель уже чуть не разбил ее сердце. Она не позволит, чтобы это повторилось.
Прежде чем покинуть Торонто и вернуться к Эрону и той дистопии, которая звалась ее семьей, Рейчел во что бы то ни стало решила взглянуть на жилище Джулии. Однако под разными предлогами Джулия несколько дней откладывала визит подруги. Габриель тоже пытался отговорить сестру, считая, что это может иметь непредсказуемые последствия. Зная характер Рейчел, он опасался, что, увидев убогую «студию», его сестра молча соберет все вещи Джулии и перевезет подругу в более пристойное место. Не исключено, что прямо в одну из гостевых комнат пентхауса брата.
Не нужно обладать слишком богатым воображением, чтобы представить реакцию самого Габриеля на такую перспективу.
Дальше отказывать Рейчел в гостеприимстве Джулии не позволяла совесть, и потому в воскресенье, во второй половине дня, Рейчел заявилась в ее «хоббитову нору».
Ожидая подругу, Джулия нервничала. Она не стыдилась своего жилища. Конечно, ей было далеко до аскетизма средневековых святых. Она любила удобства, но роскошь пентхауса Габриеля была для нее столь же непривычна, как лачуги и пещеры, где обитали подвижники древности. Джулия вовсе не считала, что ей подсунули негодное жилье. Прежде чем подписать договор аренды, она все внимательно осмотрела. Честно говоря, жилище ее устраивало. Безопасный район. Чисто. Квартирная плата вполне ей по карману. Но одно дело — жить здесь самой, и совсем другое — показать свое жилье Рейчел, привыкшей к иным условиям.
— Сразу хочу тебя предупредить: квартирка маленькая, — сказала она Рейчел, встретив подругу у входа в дом. — Я живу на аспирантскую стипендию, а она, сама понимаешь, не зашкаливает. Подрабатывать я не могу, поскольку у меня студенческая виза и мне никто не даст разрешение на работу. Если снимать жилье в кондоминиуме, в каком живет Габриель, боюсь, что там за месяц мне пришлось бы заплатить больше, чем здесь за год.
Рейчел молча слушала и кивала. Габриель вполне красочно обрисовал ей жилище Джулии. Он очень просил сестру воздержаться от комментариев, поскольку до сих пор сожалел о своем отвратительном поведении, когда Джулия предложила ему остаться на чай.
Но все предупреждения, все доводы разума мгновенно улетучились из головы Рейчел, едва Джулия ввела ее внутрь и закрыла дверь… Клетушка в старом доме. Владелец — скряга и экономит на ремонте. Мебель — такое же старье. Единственные приличные вещи — это простые занавески, покрывало на кровати и то, что Джулия привезла с собой. Рейчел не устраивала сцен. Она молча обошла «студию» вдоль и поперек, заглянула во встроенный шкаф, в ванную, после чего остановилась возле «кухонной зоны», глядя на старую поцарапанную электроплитку и такую же, не вчера купленную микроволновку. И тут нервы Рейчел не выдержали, и она заревела так, словно ей самой предстояло здесь жить.
