Профессорские плечи дрожали от гнева. Пол силой усадил Джулию на стул и заслонил собой.
— Лекция окончена. А вы, мисс Митчелл, ступайте в мой кабинет, и немедленно! — Торопливо побросав в портфель книги и конспекты, профессор Эмерсон покинул аудиторию, громко хлопнув дверью.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В аудитории стало тихо. Даже слишком тихо. Поскольку большинство слушателей не были специалистами по творчеству Данте, они сочли произошедшее довольно забавной, хотя и несколько странной словесной дуэлью. В научном мире такие дуэли не редкость. Всем известно, сколь страстными (и пристрастными) бывают ученые, когда дело касается предмета их исследований. Схлестнулись мнения излишне пылкого профессора и такой же излишне пылкой аспирантки. Конечно, семинара как такового сегодня не получилось, но это не очень-то шокировало слушателей. Это был еще не самый впечатляющий семинар. Пол вспомнил прошлый семестр, семинар у профессора Сингер, посвященный средневековым пыткам. Ученая дама иллюстрировала свой рассказ действующими моделями пыточных орудий… Что было, когда она предложила самым храбрым слушателям на собственной шкуре проверить действие этих устройств!
Возможно, кто-то из аспирантов не возражал бы остаться на второй сеанс (особенно если бы в аудиторию заглянул продавец попкорна и прохладительных напитков). Но профессор Эмерсон не был намерен продолжать шоу, и аспиранты начали расходиться.
— У тебя что, суицидальные наклонности? — не выдержал Пол, когда они с Джулией остались одни.
— Что? — рассеянно спросила она.
Джулия удивленно оглядывалась по сторонам, словно только что проснулась.
— Видела, в каком состоянии он ушел? Зачем ты его дразнила? Он и так ищет повод, чтобы выкинуть тебя со своего потока.
Адреналин выплеснулся вместе с ядом и злостью. Сейчас Джулия ощущала себя спущенным воздушным шариком. Но шарик мог преспокойно лежать себе где-нибудь в углу или под диваном, а ей нужно было собрать остатки сил для крайне неприятного разговора в профессорском кабинете.
— По-моему, не надо тебе к нему ходить, — сказал Пол.
— А я и не хочу идти.
— Тогда не ходи. Отправь ему электронное письмо. Напиши, что еще не совсем поправилась. Извинись.
Мысль была очень заманчивой. Но Джулия понимала: хватит вести себя как подросток. Единственный шанс спасти свою аспирантскую карьеру — это пойти к нему, принять все, что свалится на ее голову, а потом по кусочкам собирать свою личную жизнь, если такое возможно.
— Если я сейчас к нему не пойду, он разозлится еще сильнее. Выкинет меня со своего потока. А мне нужны его семинары, иначе к маю мне не окончить магистратуру.
— Тогда я пойду вместе с тобой, — вызвался Пол. — А лучше прежде поговорю с ним сам. — Он потянулся во весь рост и согнул руки, словно проверяя свои мускулы.
— Не надо меня выгораживать. Кроме неприятностей, это ничего не даст. Я пойду одна, извинюсь. Пусть выкричится. Когда он выплеснет всю злость, я спокойно уйду.
— «По принужденью милость не действует…»,
[23]
— пробормотал Пол. — Особенно после того, как ты довела его до бешенства. До сих пор не понимаю, зачем ты с ним сцепилась из-за какой-то Полины. Не было у Данте любовницы с таким именем.
Джулия заморгала, как школьница у доски, которую учитель поймал на вранье.
— Я нашла статью о Пие де Толомей. Иногда ее называли Полиной.
— Пиа де Толомей не была любовницей Данте. Ходили слухи, будто они все же были близки и даже имели совместных детей. Но никаких документальных подтверждений тому нет. Увы, Джулия, здесь Эмерсон прав: никто из серьезных исследователей не верит, что Пиа была любовницей Данте. Только дилетанты, падкие до сенсаций.
Джулия, по обыкновению, терзала внутреннюю поверхность щеки.
— Может, ты и прав: я несколько перегнула палку.
— Не «несколько», а слишком сильно. Бедняга Эмерсон даже маркер сломал. Если бы ему врезал кто-то другой, я бы только позлорадствовал. Сказал бы: «Получи, придурок, что давно заслужил». Но с тобой у него все непросто. Боюсь, что за свой срыв он на тебе отыграется. — Пол мотнул головой. — Давай я все-таки с ним поговорю.
— Пол, ты же пишешь у него диссертацию. Тебе незачем портить с ним отношения. Если мне станет невмоготу слушать его крики, я просто уйду. И жалобу подам на недопустимое поведение профессора Эмерсона.
— А вот это уже зря, — обеспокоенно сказал Пол. — Без свидетелей ты ничего не докажешь. В подобных случаях университетское начальство всегда встает на сторону преподавателей. Я уж не говорю о том, что ты бесповоротно испортишь с ним отношения. Он тебя возненавидит.
— Так что по-твоему, я должна дрожать в уголочке? Он большой злой профессор, я маленькая аспирантка. Ах да, забыла, у него есть власть, а у меня ее ни капли.
— Вот именно. У него есть власть. А власть творит с людьми странные вещи.
— Ну что он мне сделает?
Пол высунул голову в коридор, проверяя, не подслушивает ли кто.
— Эмерсон, конечно, непредсказуемый придурок. У него был конфликт с профессором Сингер, а это значит, что он… — Пол вдруг замолчал и потряс головой.
— Это значит… что?
— В общем, так: если он будет по-хамски себя вести или попытается на тебя наезжать, скажешь мне, и я тебе помогу. Мы составим жалобу.
— По-моему, ты все рисуешь в мрачных тонах. Болезненное самолюбие — диагноз многих профессоров. И многие из них не выносят, когда им возражают. Зайду я сейчас в его святилище, получу порцию унижений, и, надеюсь, этим все и кончится. А с потока он меня не выбросит.
— Хотелось бы надеяться. Вообще-то, раньше он не выходил за рамки. Но ты для него как красная тряпка.
Пол проводил Джулию до профессорского кабинета и сам постучал в дверь. Дверь открылась почти сразу. Глаза профессора Эмерсона метали молнии.
— А вам что надо? — спросил он Пола, сердито косясь на Джулию.
— Я совсем ненадолго. Уделите мне минутку вашего времени, — попросил Пол.
— Не сейчас. Завтра.
— Но, профессор. Я…
— Завтра, мистер Норрис. И нечего настаивать.
— Конечно. Извините, — промямлил Пол, явно тревожась за Джулию.
Профессор Эмерсон дождался, пока его настырный лаборант скроется за углом, и только тогда отошел в сторону, пропуская Джулию. Едва она вошла, он тут же закрыл дверь, а сам прошествовал к окну.
«Оставь надежду, всяк сюда входящий».
Жалюзи в профессорском кабинете были опущены. Кабинет освещался только настольной лампой. Отойдя от своей строптивой аспирантки на максимальное расстояние, профессор сосредоточенно тер глаза. Его пальцы были пятнистыми от чернил.
