Пуласки снова огляделся по сторонам. Это снова скрежет или звук шагов? Капает вода. И ее капанье тоже напоминает звук тикающих часов, что еще больше нервировало Рона. И он вновь начал обходить помещение взад-вперед, продвигаясь к выходу, глядя вверх и вниз, так, как Райм писал в своей книге.
«Место преступления — трехмерное пространство…»
— Пока ничего.
И вновь недовольное ворчание Райма в микрофон. Пуласки замер на месте. Он услышал нечто напоминающее звук шагов.
Рука рванулась к бедру. И только тут он понял, что его «глок» недосягаем под «Тайвеком». Как глупо! Но что делать? Расстегнуть костюм, вынуть пистолет и перевесить его поверх «Тайвека»?
Он может вызвать загрязнение обследуемого места. И Рон Пуласки решил оставить пистолет под костюмом. «Ты ведь всего лишь в старом гараже, — напомнил он себе, — и здесь полно всяких шумов. Расслабься».
С «визитных карточек» Часовщика на Линкольна Райма взирали непроницаемые лунные лики. Жуткие глаза, неспособные ничего поведать.
До него доносилось только тиканье. Го́лоса Рона больше не было слышно. Затем появились какие-то странные звуки. Какое-то царапанье, лязг. Или это просто обычные помехи?
— Рон? Чем ты занят?
Ничего, и только тик… тик… тик…
— Рон?
Затем удар, громкий. Чем-то металлическим. Райм даже непроизвольно наклонил голову.
— Рон? Что происходит?
И вновь никакого ответа.
Райм уже собирался попросить, чтобы переключили частоту, и приказать Хауманну посмотреть, что произошло с парнем, когда внезапно в наушниках снова зазвучал испуганный голос Рона:
— …нужна помощь. Десять-тринадцать, десять… Я…
10-13 — самый срочный из всех вызовов в полиции.
— Ответь мне, Рон! — крикнул Райм. — Где ты?
— Я не могу…
Какое-то мычание в микрофон.
Рация замолчала. Черт!
— Мэл, вызови Хауманна!
Эксперт нажал несколько кнопок и крикнул:
— Вы соединены.
— Бо, это Райм. Пуласки попал в беду. Послал сигнал десять-тринадцать на мою линию. Вы не слышали?
— Нет. Сейчас проверим.
— Он собирался обследовать лестничный пролет, ближайший к «эксплореру».
— Принято.
Теперь, находясь на основной частоте, Райм слышал все сообщения. Хауманн направлял к Пуласки несколько подразделений тактической поддержки и вызывал медиков. А также отдал приказ своим людям рассредоточиться по гаражу и прикрыть выходы.
Райм от бессильной злобы вжал голову в кресло. Он злился на Амелию за то, что она променяла «его дело» на «другое» и вынудила Райма согласиться на кандидатуру Пуласки. Он злился на себя за то, что позволил неопытному парню в одиночку обследовать достаточно опасное место.
— Линк, мы на подходе. Мы его не видим. — Голос Селлитто.
— Только, ради всего святого, не сообщайте мне о том, чего вы не нашли.
— На этом уровне ничего нет.
— Здесь внедорожник.
— Где он?
— Там кто-то есть.
— Больше света! Нам нужно больше света!
Наступили мгновения тишины, которые показались часами.
«Что происходит? Черт побери, кто-нибудь мне что-нибудь скажет!»
Ответа на его молчаливое требование не последовало. Райм переключился на частоту Пуласки.
— Рон?
Вместо ответа он услышал серию каких-то хлюпающих звуков, словно кто-то, кому перерезали горло, пытается говорить, забыв о том, что уже навсегда лишился голоса.
Глава 18
20.26
— Эй, Эми. Нужно поговорить.
— Да, конечно.
Сакс в ходе своих поисков дела Фрэнка Сарковски направлялась на Адскую Кухню, расположенную в самой оживленной части Манхэттена. Впрочем, думала Амелия совсем не об этом. Думала она о часах, оставляемых убийцей на месте преступления. Думала о времени, движущемся вперед, и о времени остановившемся. Думала о тех мгновениях, когда мы хотим, чтобы время как можно скорее бежало и избавило нас от боли, которую мы испытываем. Но время никогда нам не повинуется. Именно в такие мгновения оно начинает тянуться невероятно медленно, а иногда почти останавливается, словно сердце приговоренного к смерти в момент казни.
— Нужно поговорить.
Амелия Сакс вспоминала другие разговоры давно минувших дней.
Ник продолжал:
— Вопрос очень серьезный.
Двое влюбленных в бруклинской квартире Амелии. Она совсем девчонка, в форме, туфли начищены так, что в них можно смотреться, как в зеркало. (Слова, которые любил повторять ее отец: «Хорошо начищенными туфлями ты сможешь добиться гораздо большего уважения, чем идеально отутюженной формой, милая. Всегда помни об этом». И она всегда помнила.)
Темноволосый красавец с вздувающимися мышцами, Ник (он мог бы тоже стать моделью) — полицейский. Старше ее по званию. Настоящий ковбой. Амелия сидит на краешке изящного кофейного столика из тика, купленного годом раньше на остатки денег, заработанных в модельном бизнесе.
Сегодня Ник выступает в роли тайного агента. Он в майке, джинсах, а на бедре у него маленький револьвер. Он давно не брился, но Амелии нравится его щетина. Планы на сегодняшний вечер таковы: он приходит к ней домой и они ужинают. Она запаслась вином, свечами, салатом, лососиной. Все уже стоит на столе, создавая уют.
С другой стороны, Ник уже несколько ночей не был дома. Поэтому, возможно, они поужинают позже.
Может быть, они вообще не будут ужинать.
Но сейчас действительно что-то случилось. И что-то очень серьезное.
Он стоит перед ней, он не убит и не ранен, его не застрелили при выполнении секретного поручения на самом опасном задании в полиции. Он следовал за машинами мафии. Там были большие деньги и большое количество оружия. Ника сопровождали три его ближайших друга. У нее возникает страшное подозрение, от которого сжимается сердце: а что, если один из них убит? Она ведь их всех прекрасно знает.
Или что-то еще?
Может, он хочет с ней порвать?
Мерзко… мерзко… но все-таки лучше, чем известие о том, что кого-то из знакомых пришили в перестрелке с бандой из восточных районов Нью-Йорка.
— Ну давай, выкладывай, — говорит она.
— Послушай, Эми. — Так ее всегда называл отец. Только им двоим она и позволяла так к себе обращаться. — Дело в том, что…
— Выкладывай, — повторяет она. Амелия Сакс привыкла прямо и без обиняков сообщать новости, того же она ждет и от других.
