— Ты все равно рано или поздно об этом узнаешь. Я хотел сообщить тебе первым. У меня проблемы.
Ей кажется, что она понимает. Ник — настоящий ковбой, в любое мгновение готовый вытащить свой «МР-5» и обменяться свинцом с преступником. Амелия, гораздо лучший стрелок, по крайней мере из пистолета, сто раз подумает, прежде чем нажать на курок. (Она снова вспоминает слова отца: «Выпущенные пули назад не возьмешь».) Наверное, была перестрелка, думает она, и Ник кого-нибудь застрелил, возможно, даже невиновного. Ну что ж… Его отстранят до того, как соберется специальная комиссия и решит, насколько были оправданны его действия.
Сердце Амелии полно сочувствия к нему, и она уже готова все это высказать вслух и добавить: ничего страшного, переживем, как вдруг он говорит:
— Меня арестуют.
— Тебя…
— Меня и Сэмми… И Фрэнка тоже… за ограбления… за вымогательство. Нас поймали. По-настоящему. — Его голос дрожал. Конечно, Амелия никогда не слышала, как Ник плачет, но сейчас до нее доносится что-то похожее на всхлипывания.
— Ты занимался вымогательством? — выдыхает она в ужасе.
Он опускает голову, уставившись на зеленый ковер. Наконец она слышит шепот:
— Да… Мы преступники. Мы сами с них трясли деньги.
— Ты хочешь сказать, сегодня вечером вы… — Ее голос сорвался.
— О, Эми, не только сегодня. А целый год. Целый чертов год! У нас были свои ребята на складах, которые сообщали нам о перевозках. Мы задерживали машины… ну, и сама понимаешь. Да тебе и не нужно знать подробности. — Он потер свое внезапно осунувшееся лицо. — До нас дошел слух, что выданы ордера на наш арест. Кто-то нас заложил. Все, на мне крест.
Амелия вспоминала те ночи, когда Ник выходил на дежурство, работал под прикрытием, ловил угонщиков. По крайней мере раз в неделю.
— Меня засосала эта трясина. У меня не оставалось выбора…
Ей не было нужды возражать ему, говорить: нет, нет, нет, нет, о Господи! У нас всегда есть выбор. Амелия Сакс никогда не искала оправданий для себя и не признавала их у других. Да, конечно, она любит его…
Она любила его.
И он сдается.
— Я облажался, Эми. Облажался. Я пришел сообщить тебе.
— Ты собираешься явиться с повинной?
— Думаю, да. Я не знаю, что мне делать. Черт!
У нее в голове абсолютная пустота, она не знает, что ему сказать. Она вспоминает время, проведенное с ним: часы на полигоне, где они расходовали килограммы патронов; в барах на Бродвее за ледяными дайкири; или на полу перед камином в ее бруклинской квартире.
— Они будут рассматривать мою жизнь под микроскопом, Эми. Конечно, я скажу, что ты ничего не знала, только ведь они все равно будут задавать тебе вопросы. Я постараюсь, чтобы тебя ничего не коснулось. Но они зададут тебе очень много вопросов.
Амелии хочется спросить его, почему он пошел на такое. Какие у него могли быть причины? Ник вырос в Бруклине в благополучной и вполне состоятельной семье. На какое-то короткое время связался с дурной компанией, но отец хорошенько поучил его, и он порвал с ними. Почему же он снова оступился? Захотелось пощекотать себе нервы? Или внезапно в Нике проснулась дремавшая до поры алчность? Значит, и это свое качество он сумел от нее спрятать. Как это он ухитрился? Как?
Ответа на вопросы она так и не получила.
— Мне нужно идти. Я люблю тебя.
Он поцеловал ее в макушку. И вышел.
Амелия вспоминала те бесконечные мгновения, бесконечную ночь, когда время остановилось и она сидела, уставившись на горящие свечи, пока они не догорели до конца, превратившись в лужицы расплавленного воска.
«Я позвоню тебе позже…»
Больше не было никаких звонков.
Все совпало, его преступление и конец их отношений. А Амелия решила уйти из патрульной полиции. Заняться кабинетной работой. И только случайная встреча с Линкольном Раймом заставила ее пересмотреть решение. Происшедшее породило в душе у Амелии глубокое отвращение к продажным полицейским, которые стали для нее чем-то гораздо более страшным, нежели лживые политики, неверные мужья и жестокие преступники.
Именно поэтому ничто не могло остановить ее теперь в поиске ответа на вопрос: не является ли компания в «Сент-Джеймсе» группой продажных копов из 118-го округа? И если да, то ничто не остановит ее в желании добиться для них и их сообщников самого сурового наказания.
Ее «камаро» затормозил у обочины. Амелия прикрепила парковочную карточку сотрудника полиции к лобовому стеклу, вылезла из машины, хлопнув дверью с такой силой, словно пыталась закрыть пропасть, разверзшуюся между ее настоящим и неприятным прошлым.
— Черт, ужас!
На верхнем этаже гаража, где был обнаружен внедорожник Часовщика, патрульный офицер, произнесший эту фразу, смотрел на фигуру, лежащую на животе на полу.
— Да уж! — откликнулся один из его товарищей. — Бог ты мой!
А третий провозгласил:
— Угу!
Мгновение спустя появились Селлитто и Боб Хауманн.
— Ты в порядке? Ты в порядке? — кричал Селлитто.
Он обращался к Рону Пуласки, стоявшему над человеком, который лежал на полу, покрытый вонючим мусором. Рон, которого тоже украшали отбросы, тяжело дышал. Пуласки кивнул.
— До смерти меня напугал. Со мной все нормально. Для бомжа он вообще-то довольно крепкий.
Подбежал врач и перевернул нападавшего на спину. Пуласки уже успел надеть на него наручники, и теперь металлические браслеты громко зазвенели. Взгляд незнакомца безумно метался из стороны в сторону, а одежда была рваной и грязной. Вонь, исходившая от тела, становилась нестерпимой. Он недавно помочился прямо в штаны.
— Что произошло? — спросил Хауманн.
— Я проводил осмотр гаража… — Пуласки указал на площадку. — И у меня возникло подозрение, что преступники вышли вон там… И спустились по той лестнице. Я абсолютно уверен. Я стал искать там в надежде обнаружить следы. И тут услышал у себя за спиной какие-то звуки и обернулся. Этот парень шел прямо на меня. — Он продемонстрировал трубу, которую нес в руках бомж. — Я не смог вовремя достать пистолет и потому бросил в него урну с мусором. Минуту или две мы боролись, а затем я применил шоковый прием и скрутил его.
— Мы такими приемами не пользуемся, — напомнил ему Хауманн.
— Я просто хотел сказать, что с помощью специальных мануальных методов сумел успешно сдержать его.
Его шеф удовлетворенно кивнул:
— Хорошо.
Пуласки нашел наушники и включил их. Он поморщился, когда в них раздался оглушительный голос криминалиста:
— Ради всего святого! Ты живой или мертвый? Что происходит?
— О, извините, детектив Райм.
