Книга Москва 2042, страница 28. Автор книги Владимир Войнович

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Москва 2042»

Cтраница 28

Коммуний Иванович охотно мне разъяснил, что Юбилейный Пятиугольник это специально назначенный творческим Пятиугольником комитет, которому поручено подготовить и провести на высоком идейном уровне мой юбилей.

— Мой юбилей? — переспросил я недоуменно. — А, ну да, мне же на днях исполнится сорок лет. Я совсем выпустил это из виду.

— Вы говорите, сорок лет? — Смерчев переглянулся со своими спутниками. — Да нет, Виталий Никитич, — улыбнулся он снисходительно. — Вам не сорок. Вам сто лет исполняется.

Я сначала удивился, но тут же все понял.

— Ну да, — сказал я. — Ну конечно, сто лет. А мне это, честно говоря, почему-то даже и в голову не пришло, хотя, если бы я подумал, то мог бы и сам догадаться.

Я даже рассмеялся, и весь Пятиугольник доброжелательно посмеялся вместе со мной. Думая о причудах времени, я все еще бормотал какие-то бессмысленные слова и междометия вроде ах! ну и ну! надо же!.

— Скажите, — спросил я генерала, — а откуда вы меня вообще знаете?

Все они на сам вопрос никак не реагировали, словно не слышали, но после того, как Искрина Романовна повторила его, тут же дружно заулыбались, а Коммуний Иванович развел руками:

— Ну что вы, Виталий Никитич, ну как же мы вас можем не знать, когда мы ваши произведения тщательно изучали еще в предкомобах.

— Комсор Смерчев говорит, — повторила переводчица, — как же мы вас можем не знать, когда мы ваши произведения тщательно изучали еще в предкомобах.

— Где? Где? — переспросил я.

— В предкомобах, — повторила она. — Разве вы не учились никогда в предкомобе?

— А что это такое?

— Предкомоб — это значит предприятие коммунистического обучения.

— Понятно, — сказал я. — И вы лично тоже изучали мои произведения в предкомобе?

— Ну как же, Виталий Никитич, у нас каждый предкомбовец в обязательном порядке изучает предварительную литературу.

Нет, все- таки моя жена права, утверждая, что постоянное употребление алкоголя разрушительно влияет на умственные способности человека. Задавая вопросы и получая ответы, я все меньше что-либо понимал, а сведение о том, что существует, оказывается, какая-то предварительная литература, повергло меня в уныние.

— Ну хорошо, — сказал я. — Я очень рад, что вы в предкомобах так хорошо усвоили предварительную литературу, но я не могу понять, каким же все-таки образом вы узнали о моем приезде.

Члены делегации переглянулись между собой, а Коммуний Иванович улыбнулся и развел руками:

— Что ж вы, Виталий Никитич, так плохо о нас думаете? Мы не отрицаем, в работе нашей разведки есть еще некоторые недостатки, но неужели вы думаете, что за шестьдесят лет она не могла справиться с такой, прямо скажем, несложной задачей?

— Однако нам пора идти, — вмешался молчавший до того Дзержин Гаврилович. — А то жарко. Прямо как в Гонолулу, — добавил он и, усмехнувшись, посмотрел на Коммуния Ивановича.

— Ну, в Гонолулу, — подхватил Коммуний, — я думаю, может быть, даже и попрохладнее. Там все-таки климат морской, влажный и постоянно дует океанский бриз. А у нас климат континентальный.

Намек их я понял и осведомленность оценил. И только сейчас сообразил, что именно произошло. Я самонадеянно думал, что оставил Букашева далеко позади, а на самом деле он на своем допотопном Иле прилетел сюда шестьдесят лет назад и, конечно, давным-давно умер. Но его отчет о встрече со мной в Мюнхене и о задуманном мной путешествии был подшит к делу и учтен.

Нет, странная и загадочная все-таки штука время.

Тут мне вспомнилось мое видение в космосе, и я подумал, что это была, конечно, всего-навсего галлюцинация.

Меня смущал еще портрет на фронтоне аэровокзала, уж очень напоминал он Букашева. Но, с другой стороны, и члены Юбилейного Пятиугольника мне тоже кого-то напоминали. Забегая вперед, скажу, что потом в Москве будущего я встречал много людей, очень похожих на встреченных в прошлом. Иногда настолько похожих, что я кидался к ним с распростертыми объятиями и каждый раз попадал, конечно, впросак. Как я понял впоследствии, набор внешних черт человека в природе, в общем-то, ограничен, только внутренняя суть личности неповторима. Впрочем, и в прошлом, и в будущем, и в настоящем я встречал много людей очень даже повторимых. Пока я так размышлял, мне было предложено пройти в здание аэровокзала, где меня (так сказал Коммуний Иванович) с нетерпением ждут мои читатели и почитатели.

Мы двинулись в путь. Между мной и Коммунием Ивановичем шла Искрина Романовна, слева от Коммуния Ивановича переваливалась, как утка, коротконогая и жирная Пропаганда Парамоновна, по правую руку от меня, расправив плечи, вышагивал Дзержин Гаврилович, а за ним шкандыбал, ударяя одной ногою в бетон, и одновременно весь дергался, кособочился, тряс всклокоченной бороденкой и при этом как-то как бы гримасничал и подмигивал отец Звездоний.

По дороге я спросил Коммуния Ивановича, почему он обращается ко мне не прямо, а через переводчицу.

— Разве, — спросил я, — мы говорим с вами не на одном и том же языке.

Он вежливо подождал перевод, потом объяснил, что хотя мы действительно пользуемся приблизительно одним и тем же словарным составом, каждый язык, как известно (мне это как раз не было известно), имеет не только словарное, но и идеологическое содержание, и переводчица для того и нужна, чтобы переводить разговор из одной идеологической системы в другую.

— Впрочем, — добавил он тут же, — если это вас смущает, давайте попробуем обойтись без перевода. Но в случае затруднений Искрина Романовна к вашим услугам. У вас есть еще какие-нибудь вопросы?

— Скажите, пожалуйста, — спросил я, ужасно волнуясь, — а какой политический строй существует сейчас в вашем государстве?

Смерчев переглянулся с остальными спутниками, остановился и, положив руку мне на плечо, торжественно сообщил:

— Никакого политического строя, Виталий Никитич, у нас не существует. Впервые в истории нашей страны и всего человечества у нас построено бесстроевое и бесклассовое коммунистическое общество.

— Что вы говорите! — всплеснул я руками. — Неужели вы построили самый настоящий коммунизм?

— Ну конечно же, самый настоящий, — подтвердил Смерчев.

— Не игрушечный же, — вставил свое слово Дзержин Гаврилович и посмотрел на меня как-то странно.

— Неужели, неужели, неужели это случилось? — бормотал я. — А я-то не верил! А я-то сомневался! И сколько я глупостей по этому поводу наговорил!

— Да уж наговорили, — строго заметила Пропаганда Парамоновна.

— Ну, наговорил так наговорил, — защитил меня энергично Дзержин Гаврилович. — Это было давно, и, возможно, в те времена Виталий Никитич находился под сильным посторонним влиянием.

Это утверждение меня удивило, и я возразил, что посторонних влияний я в прошлой жизни, в общем, более или менее избегал.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация