Маршал посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
— Странный вы человек, — сказал он, подумав. — Это же печатное слово. У вас даже допуска нет… — Какая-то мысль пробежала по его лицу. — Слушай, Сиромахин, — обратился он к Дзержину Гавриловичу, — зайди-ка к Матюхину. Он зачем-то хотел тебя видеть.
— Матюхин — меня? — Дзержин посмотрел на маршала с сомнением.
— Зайди, зайди, — повторил тот нетерпеливо.
Дзержин вышел, и с маршалом сразу что-то случилось. Сначала он подкрался к двери, закрывшейся за Сиромахиным, и посмотрел в замочную скважину. Затем подбежал к своему столу, повыдергивал штепсели всех телефонных аппаратов, посмотрел с сомнением на потолок и поманил меня к себе.
— Слушайте, — зашептал он быстро, — заталкивая меня в угол. — Я вам дам эту книжку на одну ночь. Но об этом никто не должен знать. Даже ваша сожительница.
— Хорошо, — так же шепотом ответил я. — Я запрусь в кабесоте и буду читать там.
— Дзержину тоже ни слова. И никому вообще. И если вас с этой книгой где-то застукают, вы не должны признаваться, что взяли ее у меня.
— А что я должен говорить? — спросил я весьма удивленно.
— Что угодно. Можете сказать, что вам удалось протащить ее сквозь таможню. Можете сказать, что нашли в каком-нибудь паробусе или на мусорной свалке. Что угодно, но меня не выдавайте. Вы мне клянетесь?
— Клянусь! — сказал я торжественно. — Но я не понимаю, кто меня может схватить, кроме ваших людей.
— Ах, какой вы наивный! — махнул он рукой. — В нашей республике вообще не понятно, кто наши, а кто не наши. Ладно, берите и до завтра.
Я только успел запихнуть книгу за пазуху, как вернулся Дзержин и сказал, что к Матюхину не пробился, у него совещание.
— Ну не пробился, так не пробился, — беспечно сказал маршал и незаметно для Дзержина подмигнул мне. — А теперь вы оба свободны, — объявил он и протянул мне свою широкую ладонь. — Классик Никитич, очень был рад познакомиться.
Прогулка
У меня было странное ощущение, когда мы с Дзержином оказались на Красной площади. Такое ощущение, словно я вышел на свободу, а мог бы не выйти.
Уже совсем стемнело, и небо распахнулось над головой, рассыпав по всему пространству звезды, которые на фоне затемненного города казались особенно яркими.
— Ну как вам понравился наш маршал? — спросил Дзержин, усмехаясь.
— По-моему, интересный человек, — сказал я и вдруг увидел освещенный летательный объект, который медленно плыл над площадью с запада на восток.
— Смотрите, летит! — сказал я, толкнув Дзержина.
— Где? — Дзержин задрал голову и, увидев объект, быстро перезвездился.
Я тоже перезвездился. Я сделал это непроизвольно и понял, что, кажется, я становлюсь истинным комунянином.
Дзержин вызвался меня проводить, и мы пошли наискосок через Красную площадь. Вечер был тихий и теплый, а улицы совершенно безлюдны. Кажется, за всю дорогу мы не встретили ни одного прохожего. Дзержин молчал, и я тоже, обдумывая все то странное, что я сегодня увидел и услышал. Но у меня было такое ощущение, что сегодня мне должно открыться еще что-то такое необыкновенное.
— Слушай, — обратился я к Дзержину, машинально называя его на ты. — А почему все-таки вас так беспокоит Сим Симыч? Ну, допустим, вас тревожат какие-то его поклонники, эти самые симиты, но сам-то Сим наверняка давно уже умер. Если бы он был жив, ему сейчас было бы… сколько же?…
— Сто шестнадцать лет, — сказал Дзержин.
— Ну вот. Сто шестнадцать лет… Ну бывают где-то дикие горцы, которые живут даже и дольше, но Сим, я уверен, давно уже умер.
Мы стояли уже перед входом в гостиницу, и Дзержин веялся за ручку двери, чтобы открыть ее для меня.
— Ты сначала прочти то, что у тебя за пазухой, а потом поговорим.
Степанида Зуева-Джонсон
Самые разные и противоречивые воспоминания сметались в моей голове, и я не знаю, какие из них считать первичными, а какие вторичными.
Я помню, что ночью, запершись в кабесоте, я читал свою собственную книгу тайком от Искрины, а потом прятал ее за телевизором. А другое воспоминание, противореча первому, говорит мне, что я вообще никакой книги не читал, а изучал материалы к ней в библиотеке имени Ленина. До библиотеки меня и Дзержина Гавриловича довез все тот же Вася, который по дороге, давясь от смеха, спросил меня, известен ли мне основной признак коммунизма. Я развел руками, и Вася, оглянувшись на сидевшего сзади Дзержина, сообщил мне шепотом, что признак этот заключается в стирании разницы между первичным и вторичным продуктом. Дзержин, однако, расслышал и показал Васе кулак, впрочем, как я понял, беззлобно Выйдя из паровика, я решил продемонстрировать Сиромахину свое знакомство с библиотекой и сразу направился к главному входу.
— Нет, нам не сюда, — усмехнулся Дзержин. — Это вход для всех.
— Разве мы не можем войти, где все? — спросил я.
— Конечно, можем, — сказал Дзержин, — но нам это не нужно. Здесь выдают только сочинения Гениалиссимуса и о Гениалиссимусе, а нам нужно кое-что другое.
Мы завернули за угол, прошли почти вдоль всего здания и наконец нырнули в неприметную дверь со скромной вывеской: Отдел предварительной литературы.
Затем была система коридоров, в каждом из которых нас остановили и тщательно проверили документы.
Наконец мы попали в главное хранилище, состоящее из просторных залов, соединенных между собою.
Между прочим, даже в прошлой жизни, побывав в этой библиотеке несчетное число раз, я сам всей здешней коллекции ни разу не видел, а по каталогам имел о ней понятие довольно-таки отвлеченное. А тут я увидел все. Собрания сочинений всех мировых классиков от Гомера до Солженицына. От древних пергаментов до дешевых изданий почти новейших времен.
В каждом из этих залов сидели читатели: где один, где два, где три человека, не больше. И все из БЕЗО, в чине не ниже майора.
Все они, обложившись стопками книг, что-то конспектировали, видимо, в намерении использовать прочитанное в идеологической войне.
Но одна читательница, подполковник БЕЗО, как я понял, использовала свое служебное положение в личных целях. Она читала (я заметил название) Анну Каренину и, утратив всякую бдительность, плакала чуть не в голос.
Естественно, мне хотелось задержаться в общем хранилище, но Дзержин меня торопил, и мы, пройдя еще несколько залов и коридоров, оказались наконец перед дверью с табличкой: Мракобесные сочинения С. С. Карнавалова.
Здесь у нас не только проверили документы, но даже общупали карманы и, обнаружив у Дзержина пистолет системы ТТ, попросили сдать его на хранение начальнику охраны.
Лишь после этого мы попали в зал (вернее, это были тоже по крайней мере три зала, соединенных вместе), где хранились не только издания всех шестидесяти глыб на русском и еще на сотне других языков, но и многочисленная литература о самом Симе: мемуары, исследования, сборники статей и диссертации.
