— Он больше не пытался выведать, где находится его кухонный собрат?
— Мне показалось, что он счел нас с тобой гораздо более опасными любителя гастрономических изысков, — предположил Элий.
— Какая честь! Мой покровитель тоже сообщил парочку желаний. Пусть не столь глобальных, но весьма мерзких. И выход, мой друг, напрашивается один: никто из нас не должен победить.
— Да, — согласился Элий. — Я тоже подумал об этом. И нам ничего не остается, как броситься на меч.
— Дело за небольшим — у нас нет меча.
— Способ можно найти, — не желал сдаваться сенатор.
— Элий, ты сумасшедший?
— Я никогда этого не отрицал. Но согласись, другого выхода нет.
Вырваться отсюда нет возможности. Значит, остается один выход — смерть. Только кому я оставлю двадцать семь моих клиентов? Кто станет патроном этих бедняг?
— Друг мой сенатор, сохрани паразитов при себе до более худших времен. В данный момент мы должны удрать и рассказать о предприятии нашего гостеприимного Макрина. Если не хочешь, чтобы кто-нибудь другой, убив соперника на этой арене, помог начать войну с виками.
Элий оглядел каменные стены и низко нависающий потолок. Только теперь он заметил, что потолок отнюдь не однороден. В середине он закрыт деревянным щитом, который, скорее всего, убирается точно так же, как веларий над Колизеем. Но эта деревяшка не давала пленникам никаких шансов — между ними и верхним помещением все равно оставалась толстенная стальная решетка.
Сколько людей до них умерло в этой ловушке?! Смельчаков и трусов, отставных гладиаторов или просто случайных пленников «гостеприимного» Макрина. Никого не волнует, куда девается гладиатор после того, как покидает арену. Он больше не исполняет желаний. Так какое кому до него дело! Ежемесячники время от времени пишут о них, об их любовных интрижках с артистками или о скандальных драках в
тавернах, печатают фотографии их красавиц-жен и упитанных детей. В гладиаторской центурии ходят слухи, что отдельных избранников забирают на некую тайную службу.
Но других ждет этот подвал. И последний бой. И вслед за пожеланиями о чьем-то выздоровлении, спасении и возвращении гладиаторы исполняет самые отвратительные, самые подлые мечты. О смерти, насилии, терроре. А потом — бесславная смерть от пули или бесшумной отравленной стрелы, пущенной сверху из темноты.
Но почему боги не ведают о том, что творится здесь, в темноте?
Почему всемогущие боги не ведают?..
Скрип механизмов наверху и пыхтенье пневмоцилиндров сообщили, что поединок должен вот-вот начаться. Деревянные створки разошлись, и тут же под потолком вспыхнули два ослепительных прожектора, заливая подвал-арену светом. Вер невольно заслонился рукой. Но как он ни силился, все равно не мог разглядеть сидящих наверху. В ту же минуту центральная часть решетки, разделяющей залу, поехала вверх.
Кто-то делал эти решетки и не задумался — зачем они. Кто-то оборудовал этот подвал и не озаботился — для чего? Почему никто не мог представить, что же получится в итоге? Почему никто из этих неведомых людей не мыслил логически?
— Эй, там, наверху, знаете ли вы, прославленные мужи, кто перед вами? — крикнул Вер.
В ответ послышался шепот — два или три человека обменялись репликами. Но что именно было сказано — Вер не расслышал.
— Перед вами гладиатор Юний Вер и сенатор Гай Элий Мессий Деций, родственник императора. А вы пришли посмотреть, как мы перережем друг другу глотки ради вашего удовольствия.
Ему почудилось, кто-то растерянно ахнул. То ли не поверил словам Вера, то ли в самом деле выбор Макрина показался гостю чересчур смелым. Но смятение длилось лишь мгновение — отступать назад никто не посмел.
— Наконец-то этот хромой козел вновь очутился на арене! — отчетливо донеслось сверху.
— Начинайте, — приказал Макрин.
— Неужели вы так трусливы, что боитесь показать свои лица смертникам? — крикнул Элий. — Поглядите мне в глаза! Назовите себя!
— Тебе будет легче умирать, сенатор Элий, не зная, кто смотрит на тебя в эту минуту, — отвечал Макрин. — Тогда ты не так сильно разочаруешься в людях, мой благородный друг. — И приказал кому-то невидимому: — Бросьте им оружие.
Мечи в ножнах упали к ногам гладиаторов. Элий первым поднял клинок и извлек его. Сталь сверкала в свете прожекторов, меч был отточен как бритва. И Элий невольно содрогнулся. Точно таким же мечом Хлор отрубил ему ноги. Хлор вышел сражаться якобы тупым оружием. Но это были всего лишь искусно сделанные ножны, надетые на более узкий отточенный клинок. Когда Хлор решил, что час его пробил, он сорвал маскировочный чехол. Хлор умер в тюрьме… Или не умер? Может быть, его тайно привезли сюда, и он точно так же стоял в свете прожекторов перед невидимыми зрителями и рассматривал боевой меч, готовясь к своему последнему поединку. И если да, если он умер на этой арене, то вспомнил ли он о содеянном в Колизее? Или примитивно испугался за свою шкуру и дрался со звериной яростью, надеясь, что победителю сохранят жизнь? Но у него не было шанса спастись. Потому что на арене его ждал не друг, а враг.Стальная решетка больше не разделяла друзей.
Элий взмахнул мечом и кинулся в атаку. Вер выдернул свой клинок из ножен и попятился. Он отступал к двери в крошечную комнатку. Элий ударил, но слишком медленно, самый неумелый гладиатор успел бы подставить под удар свой меч. Вер подставил. Отклонил клинок Элия в сторону старательно, будто на учебной арене, и ударил сам, готовясь, если надо, остановить клинок, на волос не достав головы Элия. Но сенатор не забыл прежних уроков, легко парировал удар и тут же увел свой меч в сторону, метя противнику в живот. На этот раз достаточно быстро. Вер отбил выпад.
— Не увлекайся! — шепнул он сквозь зубы. — Или ты ненароком выпустишь из меня кишки.
Он сделал еще два шага к заветной двери. Элий ковылял за ним. И вновь ударил сбоку. Молниеносно. Вер хотел отскочить, но забыл о гирях и глупейшим образом растянулся на полу. Элий замахнулся. Неужели он хочет пригвоздить своего друга к полу? Вер рванулся в сторону. Клинок ударил в каменные плиты и вышиб голубые холодные искры. Вер ухватил Элия за ноги и повалил.
— Ты забываешься… — прохрипел он на ухо своему другу.
— Нет, я предельно точен. Зрители наверху должны верить…
Пока Элий поднимался, Вер вскочил и сделал еще несколько шагов. Теперь дверь была у него за спиной. Пот градом стекал с лица Вера. Кто бы мог подумать, что разыграть простенький спектакль без репетиции так тяжело, приходится все время балансировать между правдоподобием и подлинной опасностью. И в этом спектакле Элий выступал гораздо успешнее.
«Элий — подлинный артист, — подумал Вер с завистью. — А я… я и самого себя сыграть не сумею».
Наверху, в темноте, зрители орали, подбадривая:
