Пришлось вернуться на чердак. Теперь Элия сотрясал непрерывный кашель. Еще несколько минут, и он задохнется. В слабом свете, падающем сквозь чердачное окно, серые клубы дыма принимали самые фантастические очертания. Человек с богатой фантазией увидел бы в них форум Траяна, и Капитолий, и даже Палатинский дворец.
Палатин… почему он подумал о Палатине, лежа на чердаке и задыхаясь в дыму? Через несколько минут он сгорит заживо. При чем здесь роскошный дворец императора с его банями, залами, садами, библиотеками и бесчисленными скульптурами?
Элий поискал глазами кота. Куда подевался кошак? Ну конечно, он не стал дожидаться, когда его зажарят заживо. Едва потянуло дымом, как священное животное египтян сигануло через окно на крышу и оттуда на дерево. Молодец, котяра, надо спасаться, когда тебя собираются поджарить заживо!
Окно… Эта мысль вернулась, будто Элий наугад сделал несколько шагов назад и отыскал нужный выход. Деревенский домик совсем невысок, выпрыгнуть со второго этажа можно без особого риска. Особенно если внизу не мощеный двор, а рыхлая земля цветочной клумбы. Элий ударом кулака вышиб ветхую раму. Он скорее вывалился наружу, нежели прыгнул. Но в своем кратком полете успел сгруппироваться и, упав, перекатился по земле с завидной ловкостью. Уж что-что, а падать бывший гладиатор умел. Сколько раз, вот так катаясь по песку, он спасал если не свою жизнь, то жизнь и счастье своих заказчиков, уклоняясь от опасных ударов.Но сейчас он вел самый отчаянный бой из всех. Одного он не знал только — с кем дерется.Все клейма Клодии в количестве девяноста девяти штук были распроданы накануне за несколько часов. Безумные или бессмысленные желания. Какая-то женщина хотела, чтобы ее изнасиловали. Бред. Какой-то мужчина просил, чтобы его избили до полусмерти. Банкир жаждал утроения капитала. Его умирающая от скуки жена — трех любовников сразу. Мерзостно обо всем этом думать, не то что исполнять. Но никогда Клодии не платили столько денег. Все ставили на нее, считая фаворитом. Какой простой и в то же время естественный подъем. Теперь она первая, если не считать заносчивого Цыпы, которого она никогда не принимала всерьез. Цыпа, разумеется, воображает себя первым. И теперь, когда на арене нет ни Вера, ни Варрона, его клейма тоже поднялись в цене.
В этот день Клодии выпало сражаться с Цыпой. Когда ей объявили решение Пизона, она принялась хохотать. Она хохотала как сумасшедшая, всхлипывая, хлопая в ладоши и пихая всех, кто находился в досягаемости ее кулаков. Гладиаторы в куникуле смотрели на нее в недоумении. Медик, дежуривший в Колизее, накапал в бокальчик прозрачной, пахнущей мятой жидкости и поднес гладиаторше. Клодия окинула медика таким взглядом, будто воображала, что ее взор, как взор Горгоны, может обратить человека в камень.
— Не нужны мне твои сраные капли, — прошипела она. — Я просто хочу знать, что случится, когда: один из нас проиграет? Я или Цыпа.
— Разумеется — ты, — снисходительно бросил Авреол.
Она окинула Цыпу не менее яростным взглядом, но реплики не удостоила.
— Я хочу знать, что после поединка будет твориться в Колизее?
— Сумасшествие, — сказал кто-то очень тихо. У Клодии были проданы все девяносто девять клейм. Столько же продал Цыпа. За клейма в последнем бою люди платили сумасшедшие деньги. Никогда прежде такого не бывало. Никогда прежде не сходились бойцы, шансы которых были столь равны. Даже в поединках Элия и Вера последний всегда оставался фаворитом. Элий никогда не набирал более пятидесяти клейм, если у него был шанс сразиться с Вером. Пизон должен был развести равных бойцов. Но он этого не сделал. После гибели Варрона и устранения Вера в центурии гладиаторов царило уныние. Происходящее на арене казалось уже не волей богов, но манипуляциями нечистых на руку людей.
Уход двух лучших гладиаторов обескуражил заказчиков. Известие об отстранении Вера привело его почитателей в ярость. «Акта диурна» сообщила об этом со свойственной ей сухостью, выражая осторожное недоумение по поводу поведения Вера, зато «Гладиаторский вестник» смаковал подробности на двух страницах. Вилда, как всегда, оказалась на высоте — оказывается, все поклонники честной борьбы только и мечтали об изгнании Вера. Теперь и гладиаторы, и зрители вздохнут свободно.
Один из номеров «Акты диурны» лежал сейчас в «отстойнике», и Клодия видела набранные крупными буквами заголовок. «Наглость против бездарности». Она прекрасно понимала, что имелось в виду. Но, несмотря на обиду и гнев, Клодия вынуждена была признать, что в этом заголовке есть изрядная доля правды. Клодия и Авреол первые, потому что лучших просто не стало.
Клодию томила смутная тревога. Она не могла согласиться, что происходящее лишь цепь случайностей. Все предопределено, но отнюдь не волей богов или высшим Космическим разумом, который, если верить стоикам, управляет миром. Она усматривала во всем этом руку человека. Она даже знала, кто этот человек. Самое отвратительное, что, крича о своем отчаянии, она не смела назвать его имя. И поэтому асе цена была ее отчаянию. И ее крику.
Вер ушел от своих преследователей с легкостью. Не охранникам Макрина тягаться в ловкости и силе с первым гладиатором Империи. К утру Вер вышел к воротам небольшого старинного городка. Это оказались Велитры, родина Октавиана Августа
[42]
. Основанный еще в 260 году, городок так и не сумел разрастись и жил тихой размеренной жизнью в тени Вечного города в Альбанских горах. В переулке
Октавиев имелось отделение банка Пизона. В этом банке Вер, как и все гладиаторы, имел счет. Разумеется, вид беглеца мог показаться служащим подозрительным. Но глупо таиться от людей; убегая от гениев. Однако Вер надеялся, что после вчерашней схватки его покровитель находится не в лучшей форме.Высшим существам свойственна капризность, капля раскаленного масла, упавшего из светильника, может привести к тяжкой болезни и заставить небожителя мучиться и страдатьЕдва дождавшись открытия банка, Вер первым вошел в пустое помещение. У входа его встречала позолоченная статуя]самого Пизона с такой знакомой самодовольной улыбкой на толстых губах. Вид странного посетителя в грязной тунике .
Гении вряд ли превосходили богов в способности переносить мучения. Так что Вер наделся, что у него есть день или около того в запасе, пока его гений зализывает раны и хнычет, как Амур в библионе Апулея.
[Имеется в виду эпизод в романе Апулея «Золотой осел», когда капля масла из светильника Психеи упала на плечо Амура.
со ссадинами на лице и руках не смутил ни золоченую статую, ни служителей в безукоризненных белых тогах. Веру тут же были выданы все необходимые бумаги. И через пятнадцать минут после подписания чека он получил тысячу сестерциев серебром. Выйдя из банка, первым делом он зашел в ближайшую лавку и купил новую тунику (разумеется, черную, ибо игры еще не закончились и убийце надлежало пребывать по-прежнему в черном), сандалии и дорожную сумку. И хотя он понимал, что черный цвет может навести на его след, надеть белое или цветное Вер не мог.
